123
Карта сайта
Поиск по сайту

Кафедра этнологии, антропологии, археологии и музеологии | Этнография Западной Сибири | Библиотека сайта | Контакты
Этноархеологические исследования | Полевой архив | Этнографические заметки | Этнографическая экспозиция МАЭ ОмГУ | ЭтноФото | Этнография Омского Прииртышья
Симпозиум по этноархеологии | О работе семинара в 1993-1999 гг. | О серии "Этнографо-археологические комплексы" | Ethnoarcheological research in the Omsk Irtysh Region (1993–2008)
Семинар 2001 | Семинар 2002 | Семинар 2003 | Семинар 2005 | Семинар 2007 | Семинар 2008 | Симпозиум 2012 | Симпозиум 2013 | Симпозиум 2015 | Труды и материалы семинара | Научные публикации о семинаре | Публикации о семинаре в средствах массовой информации
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20


 С.С. Тур, А.А. Тишкин

Россия, Барнаул, Алтайский государственный университет

К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ СЕВЕРНЫХ АЛТАЙЦЕВ И ШОРЦЕВ*

По совокупности этноисторических и лингвистических данных алтайцев принято разделять на северных (кумандинцы, челканцы, тубалары) и южных (алтай-кижи, теленгиты, телесы, телеуты) (Потапов, 1969). Диалекты южных алтайцев относят к киргизско-кыпчакской группе, северных – к хакасской подгруппе уйгуро-огузской группы тюркских языков (Баскаков, 1969). Однако известно, что телеуты, включаемые в состав южных алтайцев, в XVII-XVIII вв. широко расселялись в южной части Западной Сибири, а их главные кочевья находились в Верхнем Приобье (Уманский, 1995). В последнее время было установлено также, что своеобразие телеутского языка позволяет рассматривать его в качестве самостоятельного среди тюркских языков Южной Сибири (Меркурьев, Фисакова, 1976).

Дифференциация коренного населения Алтая на северную и южную общности подтверждается и данными антропологии – соматологии, одонтологии и краниологии. По челканцам и телесам какие-либо антропологические сведения отсутствуют. Соматологически лучше других изучены алтай-кижи, теленгиты и тубалары. Таксономическая оценка их физического типа является дискуссионной (Ярхо, 1947; Алексеев В.П., 1974; Аксянова, 1992).

Для решения вопроса о происхождении алтайцев большое значение имеют краниологические материалы. Черепа телеутов и теленгитов значительно различаются. Последние сближаются с черепами тувинцев и бурят – представителей центральноазиатского монголоидного типа. Черепа телеутов, кумандинцев, тубаларов, а также их ближайших соседей – горных шорцев, имеющие промежуточный европеоидно-монголоидный облик, – очень близки между собой и демонстрируют довольно четкие отличия как от уральского (по терминологии А.Н. Багашева (1998) – западно-сибирского), так и от южносибирского типов, что послужило основанием для выделения их в самостоятельный расовый таксон – североалтайский антропологический тип (Ким А.Р., 1984; 1987). Своеобразие этого морфологического варианта определяется мезокранной черепной коробкой с относительно высоким сводом и узким лбом, среднешироким, относительно высоким (лептопрозопным), среднеуплощенным лицом и слабо выступающим носом. В ходе дальнейших исследований было установлено, что европеоидный и монголоидный компоненты в составе североалтайских и южносибирских популяций имеют сходное происхождение, различается лишь их удельный вес: в североалтайских популяциях преобладает европеоидный компонент, в южносибирских – монголоидный. Монголоидный компонент у тех и других имеет центральноазиатское происхождение. Все это было истолковано в пользу относительной расовой однородности основной части коренного населения Хакасии, Шории и Северного Алтая (Багашев, 1998).

В составе средневекового населения Западной и Южной Сибири выделены три морфологических варианта, приуроченные к определенным территориям: низколицый монголоидный в южно-таежной зоне, брахикранный монголоидный в степных и горный районах, мезокранный более европеоидный в лесостепи. Морфологические особенности современных уральских популяций Обь-Иртышского междуречья (селькупов, чулымцев, томских, тоболо-иртышских и барабинских татар) отчетливо прослеживаются у средневекового населения южно-таежной зоны Западной Сибири. Не менее явно выражено сходство между современными южносибирскими популяциями (сагайцами, качинцами, бельтирами, койбалами) и древнетюркским населением Минусинской котловины и Горного Алтая. В то же время морфологический тип северных алтайцев прямых аналогий среди средневекового населения Западной и Южной Сибири не находит. Нарушение предполагаемой генетической преемственности между современными североалтайскими популяциями и древнетюркским населением лесостепной зоны, у которых при “внимательном рассмотрении” можно отметить некоторые сходные особенности краниологической структуры, объясняется большой подвижностью лесостепного населения на протяжении II тыс. н.э. (Багашев, Ким, 1998).

Между тем появились новые палеоантропологические материалы, имеющие довольно близкое сходство с морфологическим комплексом современных северо-алтайских популяций, однако вопреки ожиданиям, происходят они не из лесостепной зоны, а из горной и относятся не к позднему средневековью, а к раннему железному веку. Палеоантропологические материалы пазырыкской культуры, краниометрические характеристики которых были опубликованы Т.А. Чикишевой (2000), позволяют нам внести существенные коррективы в решение вопроса о происхождении северных алтайцев и шорцев. Суть их сводится к следующему.

1. Морфологической основой для формирования североалтайского антропологического типа, который можно отметить не только у коренного населения северных предгорий Алтая и Шории, но и в некоторых группах барабинских татар (Гжатска, Кайлы-Угурманки), а также башкир (Мавлютово), является промежуточный европеоидно-монголоидный комплекс признаков, характерный для населения “классической” пазырыкской культуры Горного Алтая (рис. 1).

2. Средневековое население лесостепной зоны Западной Сибири не является промежуточным звеном в генетической цепи, связывающей пазырыкцев и современных представителей североалтайского типа. Разделение древнего населения Горного Алтая на две общности, ставшие основой для формирования северных и южных алтайцев, происходит, по-видимому, в гунно-сарматское время, когда часть населения была вытеснена в северные предгорья. Другая часть, оставшаяся на территории Горного Алтая, постепенно ассимилируется в среде пришлых кочевников, приток которых усиливается в древнетюркское время (рис. 2).

3. Не исключено, что некоторые группы потомков пазырыкцев впоследствии из северных предгорий Алтая мигрировали в Барабу и Приуралье. Об этом свидетельствуют многочисленные факты целого ряда проявлений в культуре барабинских татар и башкир (Томилов, 1992; Селезнев, 1994; Славнин, 1991; и др.). Так, например, еще Н.М. Ядринцев отметил сходство культуры барабинцев с культурой горных лесных народов Саяно-Алтая, а намного позднее Н.А. Томилов указал на включение в состав сибирских татар пришлых дотюркских и тюркских групп, особенно выходцев из районов Северного Алтая, Шории и Минусинской котловины (Селезнев, 1998, с. 8).

4. Различия между черепами пазырыкцев и современных представителей североалтайского типа, оказавшихся за пределами Алтая (татары Гжатска, Кайлы-Угурманки и башкиры Мавлютово) весьма незначительны и определяются процессами эпохальной грацилизации. Расстояние Пенроза “по форме” между черепами пазырыкцев и барабинских татар составляет 0,069, пазырыкцев и башкир – 0,131.

5. Черепа современных тюркоязычных популяций Северного Алтая и Шории отличаются от пазырыкских не только большей грацильностью, но и большей монголоидностью, однако в целом эти различия не велики. С кумандинцами (0,143) и телеутами (0,151) пазырыкцы сближаются больше, чем с шорцами (0,228) или тубаларами (0,321). Монголоидный компонент, определяющий различия между пазырыкцами и их современными потомками, имеет преимущественно не центральноазиатское, а северокитайское происхождение. Наиболее отчетливо китайская примесь проявляется у шорцев и тубаларов (рис. 3). Последние данные пока можно объяснить несколькими предположениями, одно из которых заключается в том, что, начиная с эпохи раннего железа, на территорию Саяно-Алтая постоянно проникали носители северокитайского типа либо в результате брачных отношений, либо это были беглые люди, по разным причинам покинувшие родную территорию. Более историчен факт устройства в XIV веке военно-пахотных поселений на северной стороне Алтая (Потапов, 1953; Могильников, 1981), в которых реально могли принимать участие и китайцы.

Представленные в публикации краткие выводы, конечно же, требуют расширенной аргументации с привлечением большого количеств дополнительных данных.

*Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект № 01-01-00062а

* Работа впервые опубликована : Интеграция археологических и этнографических исследований: Сб. науч. тр. / Под ред. А.Г. Селезнева, С.С. Тихонова, Н.А. Томилова. - Нальчик; Омск: Изд-во ОмГПУ, 2001. - С. 185-188.

© С.С. Тур, А.А. Тишкин

Copyrigt © Кафедра этнологии, антропологии, археологии и музеологии
Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского
Омск, 2001–2024