4.2. Некоторые методы изучения этнического состава

При выявлении этнических компонентов, вошедших в состав той или иной тюркской группы Западно-Сибирской равнины, нами использовалась совокупность исторических, этнографических, археологических, лингвистических и антропологических источников. Одним из важных источников были наименования этнонимического, родоплеменного, территориально-этнического характера, а также наименования групп родословных семей, этногенетические предания и легенды, родословные. Совокупность такого рода сведений в последнее время некоторые ученые стали обозначать термином этногенетика [19] .

Фонд материалов этногенетического характера по тюркоязычному населению Западной Сибири, сосредоточенный в археолого-этнографических музеях Омского и Томского университетов, составляет сейчас более 250 этнонимов, родовых, племенных, территориальных названий и наименований групп родословных семей, десятки этногенетических преданий и легенд и тысячи записей родословных современного населения. В данном параграфе мы попытаемся раскрыть наш подход в анализе наименований групп родственных семей с целью получения этногенетической информации, а также возможности использования массового генеалогического материала (родословных) для характеристики этнического состава и определения времени развития тех или иных этногенетических и этноисторических процессов.

Названия групп родственных семей были записаны нами в большом количестве у барабинских татар, в меньшем – у томских и некоторых групп тоболо-иртышских татар. Кроме того, целый ряд наименований такого рода был зафиксирован Г.И. Ереминым у ясколбинских (заболотных) татар [20]. Общим названием для групп, объединяющих родственные семьи, является у сибирских татар термин тугум, тогем, тугун, тоган. Сами информаторы трактуют его так: наследство, роды, породы, колена родственников, потомки одного предка, родственные семьи [21] .

Относительно сущности тугумных объединений как социального института сибирских татар в самом общем виде отметим, что на основании названий тугумов, а также некоторых черт, характеризующих эти группы, можно предположить явления разновременного и разноплоскостного характера. Более четко выявляется патронимическая сущность этих групп, хотя некоторые названия ведут свое начало, видимо, от родов. Все тугумные наименования сибирских татар можно подразделить на несколько групп. Одна часть тугумов получила названия от животных, птиц и рыб, другая – от действий людей, особенностей их характера или группы семей, третья ведет свое начало от личных имен действительных или легендарных основателей тугумов.

Ряд тугумов имеют названия этнонимического характера. Они относятся к группам семей инонационального происхождения. Так, например, в составе барабинских татар есть тугумы со следующими названиями: сарт (аул Аялуцк), таленгут (аулы Кошкуль, Тебис, Новокурупкаевка), калмык (аул Бергуль), курчак (аулы Энгельдинка, Новокурупкаевка), иштяк (д. Альменево), аялы (д. Альменево, Усманка), сахтар, сактар (д. Юрт-Угуй) и др. Такие этнонимы более широкого распространения, как казану, мишар, типтар, чнстай, нугай, башкурт, в ряде случаев для отдельных групп семей пришлого населения также выступали в качестве названий тугумов. Пришлые татары в данной ситуации чисто автоматически были включены в систему тугумов, не характерную для татар Поволжья и Приуралья [22] .

По отношению к сарт-тугуму речь можно вести либо о так называемых сибирских бухарцах, либо о выходцах из телеутского рода сарт, в общем-то тоже среднеазиатского происхождения [23]. Таленгуты – это, видимо, выходцы из южных алтайцев теленгитов (они были многочисленной группировкой и расселялись в разных направлениях [24]), но, возможно, и из казахов. Что касается калмыков и курчаков (коурчаков), то эти этнонимические названия тугумов относятся прежде всего к калмыкам XVI–XVII вв. Не ясно только, как считал Б.О. Долгих, идет ли речь о «белых» – тюркоязычных или о «черных» – монголоязычных калмыках [25]. Термин иштяк происходит от названия угров, либо полностью тюркизированных к концу XVI – началу XVII в., либо появившихся в Тарском уезде лишь в конце XVII в. [26]. Аялы – это племенное название групп тарских татар, оно могло выступать тугумным названием в барабинско-татарской деревне Усманке Кыштовского района. Сахтар – форма множественного числа от термина сах, саха, который, как известно, является самоназванием якутов [27] .

Среди тугумных названий барабинцев встретились и такие, которые одновременно бытовали и у ясколбинских татар. К ним относятся, в частности, бёре-тугум (волчий род), эт-тугум (собачий род), торна-тугум (журавлиный род), кас-тугум (гусиный род), карга-тугум (вороний род), цицкан-тугум (мышиный род) и др. Эти названия имеют более древнее происхождение, по сравнению с предыдущей группой, и довольно широкое распространение. Отдельные из них встречаются также у эуштинцев, алтайцев.

В более полном и уточненном объеме этнический состав групп населения выясняется благодаря использованию данных семейных родословных. В последнее время интерес к ним как чрезвычайно важному, но редко используемому источнику по изучению этнического состава и вопросов социальной истории у этнографов и историков возрастает. В этом плане примечательна работа В.А. Александрова, в которой при изучении освоения русскими в XVII–XVIII вв. Енисейского края широко привлекались материалы крестьянской генеалогии [28]. В сборнике «История и генеалогия» [29] разрабатываются новые подходы к обработке массовых источников, содержащих генеалогическую информацию. М.М. Громыко, в частности, в своей статье показала плодотворность и необходимость использования применительно к сибирской тематике такого массового источника, как генеалогия [30] .

Новые возможности в плане исследования этнической истории открывает разработанная В.И. Васильевым методика составления и изучения первичных семейно-генеалогических схем [31] . В ходе многочисленных экспедиций он опробовал ее при записях родословных ненцев и энцев. Собранные с помощью этой методики данные дают полную картину этнического, родового и патронимического состава населения сельских советов или территориальных групп, раскрывают ход этнического развития каждой этнографической группы на протяжении 80–100 лет, а с учетом других источников и значительно глубже.

Среди барабинских татар работа по записи родословных была проделана фактически в каждом населенном пункте, всего было составлено 1568 генеалогических схем. Были выявлены, таким образом, этническая ситуация каждого селения, а также некоторые важные моменты этнической истории. В качестве примера приведем сведения по аулу Тебису Чановского района Новосибирской области. По данным похозяйственной книги № 11 Озеро-Карачинского сельского Совета, в Тебисе в 1971 г. числилось 101 хозяйство, а в них 500 жителей. Подавляющее большинство населения составляли татары. Кроме того, в ауле проживали 2 русские женщины, 1 украинка, 1 немка, 1 казах и 1 узбек.

Из 160 взрослых татар – представителей всех родственных (мужских и женских) линий аула – 92 человека (57,5%) отнесли себя по происхождению к коренным татарам (88 барабинских и 4 сибирских), 62 (39,4 %) – к пришлым татарам (54 казанских, 3 мишарских, 5 башкирских), 2 – просто к татарам, 3 – к черкесам и 1 – к казахам.

При рассмотрении генеалогических схем выяснилось, что группа несмешанного в этническом плане татарского населения состоит из 88 человек (55%), из них барабинцев – 36, казанских татар – 44, мишари – 3, башкирских (уфимских) татар – 3, 1 казашка и 1 черкешенка. 72 человека образовали группу выходцев из смешанных семей, из которых 52 человека определили себя барабинцами, 10 – казанскими татарами, 4 – сибирскими, 2 – башкирскими, 2 – просто татарами и 2 – черкесами. Наибольшее количество смешений приходится на барабинских и казанских татар. Общая тенденция здесь проявляется в том, что большинство выходцев из смешанных семей пришлых и коренных татар определяют себя коренными барабинскими татарами.

Среди коренных барабинских татар, которые называют себя бараба, параба, в ауле Тебис выделяется группа местных жителей. Они считают, что их предки родились именно в этом ауле, и сообщают об этом конкретные сведения. К ним относятся Абсолямовы, Абтеховы, Амрулины, Ахметзяновы, Кабировы, Кадыровы, Камалиджановы, Камаловы, Масхутовы, Нимгатулины, Невматулины, Паруковы, Рамазановы, Рахимчановы, Тугусовы, Усмановы, Фаткулины, Хабитовы, Хадимовы, Хайдаровы, Хасановы и Шакировы. Ранние сведения об именах и фамилиях предков по генеалогиям в основном относятся к середине и второй половине ХIХ в. С первой половины ХIХ в. сведения сохранились в памяти сегодняшних татар об Абсолямовых, Кабировых, Камалиджановых и Усмановых.

Часть барабы переселилась в Тебис из соседних и более отдаленных аулов Новосибирской области: из Кошкуля Чановского района – Каримовы, Маликовы, Ягудины; из Тармакуля Чановского района – Аминовы, Мухдиновы, Шарафутдиновы; из Аялуцка Чановского района – Ибрагимовы; из Белихты Чановского района– Мустафины, Назнутдиновы, Сенгатулины; из Тандова Барабинского района – Амировы, Назыровы; из Ом-аула (Осинцево) – Музины, Рахматулины, Фазыловы; из Шагира Куйбышевского района – Супаровы; из д. Кайлу Каргатского района – Тахтагуловы; из д. Улуцк Венгеровского района – Абдуловы; из Барабинска – Кучуковы. Каримовы – это выходцы из тарских татар, приехал сюда в конце XIX в. Каримов Кари с берегов Иртыша. Его сын называет себя сегодня барабой. Более ранние сведения (с первой половины ХIХ в.) в генеалогиях этой группы встречаются об Амировых, Ибрагимовых, Мухдиновых и Назыровых. Ибрагимовы поселились в Тебисе во второй половине ХIХ в., Аминовы, Амировы, Каримовы, Назыровы, Супаровы – в конце ХIХ или начале XX вв., остальные – в советское время.

Среди пришлых из европейской части страны татар к казанским относятся в Тебисе Абдрахимовы (поселились в Сибири в конце ХIХ в.), Абдрахмановы (с середины ХIХ в.), Абдрашитовы (с конца ХIХ в.), Альмухамедовы (с конца ХIХ – начала XX вв.), Арслановы (с конца ХIХ в.), Галямовы (с 1882 г.), Танеевы (с 1919 г.), Ибрагимовы (с конца ХIХ в.), Камалетдиновы (с 1870-х гг.), Каримовы (с начала XX в.), Катровы (с начала XX в.), Мазгутовы (с конца ХIХ в.), Маулютовы (с конца ХIХ в.), Музины (с 1880-х гг.), Муратовы (с 1930-х гг.), Мухамедовы (с середины ХIХ в.), Мухаметшины (?), Мухутдиновы (с начала XX в.), Набиевы (с середины ХIХ в., возможно, с первой половины ХIХ в.), Назыровы (с середины ХIХ в.), Ряуповы (?), Сахибгареевы (с 1893 г.), Серазетдиновы (с 1920-х гг.), Усмановы (с начала 1890-х гг.), Усмановы (с середины ХIХ в.), Файдулины (с начала XX в.), Фаруковы (с конца ХIХ в.), Фаткулины (с 1880-х гг.), Хадимовы (с начала XX в.), Хумеровы (с конца 1920-х гг.), Хуснутдиновы (с конца ХIХ в.), Челялетдиновы (с начала XX в.)., Шакировы (в прошлом Паккаевы – с первой половины ХIХ в.), Шакировы (с конца ХIХ в.), Юсуповы (с начала XX в.).

Носители двух фамилий, Абдрашитовы и Хасановы, назвали своих предков тептярями. К мишарям в Тебисе относились Абдрахмановы, Ахмедзяновы, Аюповы, Иксановы, Мурзины и Шамсудиновы. Все они переселились в Сибирь в конце ХIХ – начале XX вв.

Часть татар аула Тебис назвалась башкирскими или уфимскими татарами – это Альмухамедовы (в Сибири со второй половины ХIХ в., прибыли из Каргалинского уезда Уфимской губернии), Галимутдиновы (?), Галямовы (с 1870-х гг.), Гариевы (с 1887 г.), Демирхановы (с 1937 г.), Кодаровы (с 1920-х гг.), Мирсаидовы (с начала 1880-х гг.), Насретдиновы (с 1873 г.), Тимаковы (с 1924 г.).

Несколько черкесов с Кавказа появились в Тебисе в основном как ссыльные в 1870-х гг. – это Амировы, Кабировы, Муртазалиевы, Фаруковы, Хадыровы, Хасановы. Здесь они женились на местных татарках, дети от этих браков приняли фамилии матерей и стали считать себя барабинскими татарами. Джунусовы ведут свое происхождение от казахов.

В настоящее время выявлено 10 тугумных названий, бытовавших среди татар аула Тебис: иртышак, карга, кура, куртанак, палмыш, пулмух, пурунак, респай, чунгур, штанак. К тугумам местных барабинцев относятся, по данным расспроса, чунгур-тугум, (Кадыровы, Хадимовы, Шагбановы, Сайфутдиновы (Гайнетдиновы), куртанак-тугум (Хасановы), кура-тугум (Шакировы), штанак (Ахметзяновы, Рахимчановы, Нигматулины, Амрулины), пулмух-тугум (Кабировы, а также Ягудины из Кошкуля). Тугумная принадлежность отдельных татар связана с тугумами других аулов – это тугумы пурунак (Музины из Ом-аула), респай (Каримовы из Кошкуля), карга (Рахматулина из Ом-аула, Шихановы). В некоторые тугумы вошли и пришлые татары: в иртышак – Набиевы, в пулмух – Абдрахимовы, в пурунак – Абдрашитовы, в штанак – Мухаметовы и Шамсудиновы, в карга – Альмухамедовы. Таким образом, использование разного рода полевых источников, главным образом генеалогий и материалов по тугумам, помогло выявить определенные моменты этнической истории и этногенетических связей барабинских татар. Так, тугумные названия позволяют наметить пути поисков этногенетических связей барабинцев с тарскими татарами, южными и северными алтайцами, якутами, хантами, народами Средней Азии и Казахстана.

В составе современных барабинцев удалось с помощью генеалогий (по аулу Тебису) выявить разные группы пришлых татар (казанские татары, тептяри, мишари, уфимские татары, тарские татары), а также черкесов и казахов. Инфильтрация их в среду барабинцев происходила в XIX – начале XX вв. Увеличение численности пришлых татар и их потомков происходило большей частью в конце ХIХ – начале XX вв. Позднее переселения поволжско-приуральских татар в барабинско-татарскиедеревни сократились.

По всем 27 обследованным татарским селениям Барабы, по данным генеалогий, выяснилась следующая картина этапов переселений поволжско-приуральских татар. Родословные не зафиксировали переселений до ХIХ в. На 1800–1830-е гг. падает 3,2 % всех зафиксированных переселений (524); на 1840–1860-е гг.– 6,3%; на 1870–1890-е гг. – 17,2 %; на 1900-е – 1917 гг. – 37,2 %; 1918–1941 гг. – 30,3%; 1941–1970-е гг. – 5,8 %.

Анализ генеалогий фиксирует переход пришлого татарского населения на этническое самосознание коренных барабинских татар. Генеалогии позволили выяснить и внутренние связи барабинцев между собой. Приведем еще пример этноисторического исследования с помощью генеалогий по материалам томских татар. В ряде случаев данные родословных здесь удалось скорректировать со сведениями архивных документов.

В архивных материалах нам встретился перечень фамилий татар эуштинских деревень, а также чатских юрт Орских, относящийся к 1889 г. [32] . Используя данные генеалогических схем, составленных участниками этнографических экспедиций Омского и Томского университетов, а также студентами-практикантами в 1970-х годах, мы смогли определить этническую принадлежность части этих фамилий.

Большую часть татарского населения юрт Эуштинских составляли тогда коренные томские татары, к ним относились Курбанбаевы, Сулеймановы, Аптинеевы, Маркины, Кумаровы, Таштамировы, Кабеевы, Абдуловы, Сайфулины, Мавлюкеевы, Мухаметовы, Сайбединовы, Буха-ровы, Мукашевы, Аптышевы. Возможно, что Кабеевы были выходцами из бухарцев, так как эта фамилия встречалась в тот период и в списке Бухарской управы Томска [33] . Следует отметить тот факт, что в ХIХ в. фамилии местных татар могли изменяться из-за того, что сыну давалась новая фамилия, образованная от имени его отца. Старейшие жители д. Эушта и сейчас рассказывают, что Наснетдиновы (Назмутдиновы) раньше были Маркиными, Курбанбаевы – Чичканаковыми, Мавлюкеевы – Айпешевыми, Шариповы – Урсотовыми, Урасмановыми, а Сулеймановы – Таштамировыми.

Данные записанных родословных раскрывают картину семейно-брачных связей эуштинцев второй половины XIX – начала XX вв. Мужчины Эушты брали в большинстве случаев жен из своей же деревни, но нередки были браки с женщинами из Чернореченских, Тегильдеевских юрт. В единичных случаях местами рождения жен названы юрты Барабинские, Казанские, Зимниковские, а также деревня казанских татар-переселенцев Березовка, города Тобольск и Томск. Эти сведения указывают прежде всего на более тесные связи эуштинцев с чатами, а также на существование нерегулярных брачных связей с калмаками и пришлыми поволжскими татарами.

Когда в 1964 г. мы побывали в д. Тегильдеево, то это была еще небольшая деревня с двумя-тремя десятками жителей [34]. В следующую нашу поездку в 1969 г. в ней оставалось всего 6 семей (14 человек) [35]. В настоящее время она прекратила свое существование, так как все жители переехали в соседний рабочий поселок Моряковку. Поэтому массового генеалогического материала по этой деревне получить не удалось. В 1897 г., как это видно из табл. 1, коренные сибирские татары составляли в Тегильдеевских юртах лишь 8,1 % всего населения. По нашим данным, к ним относились Аблеевы и Баранчины, но даже в этих семьях были потомки пришлых казанских татар [36]. В 1889 г. в юртах Тегильдеевских числилось 12 семей, из них 4 семьи имели фамилии Аблеевых и Баранчиных [37] . В целом в конце ХIХ – начале XX вв. жители этих юрт представляли собой в значительной степени смешанное население с преобладанием казанских татар. Брачные связи тегильдеевцев охватывали в тот период юрты Эуштинские, Чернореченские, города Томск и Тюмень.

В третьей деревне эуштинцев, юртах Горбуновских, проживали потомки крещеных татар с русскими фамилиями Гречаниных, Расторгуевых, Емагуловых, Бекинековых, Каличкиных, Толмачевых, Етигеевых [38] . Возможно, что более ранними фамилиями здесь были Емагуловы, Бекинековы и Етигеевы, но это только наше предположение. Брачных связей с остальными эуштинцами горбуновцы не имели из-за различий в религии так же, как с чатами и калмаками. Мужчины брали себе жен помимо своей деревни из соседних деревень русских (в основном Николаевской волости) и частично обских татар, являвшихся также христианами.

По чатской группе деревень у нас не отложилось экспедиционных материалов только по юртам Таганским, так как они не существуют уже более трех десятков лет. Очень тесно связаны были друг с другом разместившиеся по соседству чатские ю. Тахтамышевские, Чернореченские, Барабинские, Калтайские, Казанские, а также д. Кафтанчиково. В них проживали в основном татары томско-чатской группы в отличие от татар юрт Орских и Акбалыкских, образовавших группу обских чатов. Коренными томскими татарами в томско-чатских деревнях нам называли чаще всего Абанеевых (их считают ранними выходцами с Тобола), Альмухаметовых, Аплиных (в составе их отложился и бухарский компонент), Аминовых, Абзалимовых, Аймагуловых, Баязитовых, Зульбухаровых, Казаковых (в их составе есть и бухарский компонент), Мамышевых, Муксуновых, Пономаревых, Сулеймановых (выходцы из юрт Эуштинских), Тартыковых, Тахтабаевых, Юнусовых.

Кроме того, в число коренных томских татар, по данным генеалогий, включены Азангуловы, Бикуловы, Губатулины, Измайловы (потомки от раннего смешения чатских и казанских татар), Муслимовы, Мухаметжановы, Набеевы, Рахимовы, Саитовы (Сеитовы – потомки от раннего смешения чатов с бухарцами), Сабитовы, Сайдашевы, Сайфульмулюковы, Федиахметовы, Хусаиновы, Юсуповы. В составе чатской группы татар генеалогиями выявлены выходцы из тарских татар (Мухамедшины) и барабинцев (Латыповы), смешавшиеся затем в Притомье с чатами. С ХIХ в. фиксируется здесь и фамилия Мавлюкеевых, но записи родословных разделяют их на местных коренных татар – выходцев из Эушты и на казанских татар, осевших в Калтайских юртах. Отдельные члены семей Кучкульдиновых отнесли себя по происхождению к сибирским татарам, в то время как другие назвали своих предков бухарцами. Второй вариант скорее всего и соответствует действительности, так как и в архивных материалах встречаются записанные в Чернореченских юртах бухарцы Кучкельдины [39] .

Семейно-брачные связи томских чатов чаще всего осуществлялись внутри самой группы. Но именно эта группа была тесно связана также с эуштинцами, калмаками и обскими чатами. Данные генеалогий дали нам сведения и об отдельных случаях браков чатов с тобольскими и тарскими татарами.

В чатско-обской группе высокий процент поволжских татар был прежде всего из-за того, что большое количество их осело в юртах Акбалыкских (см. табл. 1). К сибирско-татарским (чатским) по происхождению здесь относятся фамилии (по данным генеалогий) Валиевых, Валитовых, Багаутдиновых, Амировых, Чемалетдиновых. В юртах Орских, наоборот, коренных сибирских татар в XIX – начале XX вв. гораздо больше. Часть фамилий, принадлежащих их потомкам и выявленных записями генеалогий, совпадает с рядом фамилий списков 1889 г. – это фамилии Актышевых (Аптышевых), Апаевых (Айпакиных), Курбанбаевых, Муратовых, Музарлиевых (Мурзаминовых), Мухамедьяровых, Мухаметшиных, Сатыше-вых, Сачитовых, Сулеймановых [40] . В этой деревне и во второй половине XIX в. наблюдалась частая смена фамилий. Видимо, это и было причиной того, что, по данным генеалогий, список коренных сибирских татар оказался шире. В него вошли еще следующие фамилии: Абзалимовы (от имени Абзаля, родившегося в начале 1860-х годов), Валеевы (от татарина Вали, родившегося в середине 1850-х годов), Гумаровы (фамилия образовалась от имени Гумара Курманбаева около 1900 г. и во втором случае – Гумера Саидова в 1908 г., причем Гумер взял фамилию Саидов от имени своего отца Сайда Курманбакеева), Галиакберовы (от имени Галиакбера, родившегося в 1860-х гг.), Галеевы, Измайловы, Кукшины, Насмутдиновы (от имени Насмутдин), Разеевы (от имени Разея, родившегося в середине 1850-х гг.), Саргашины (от имени Саргаша, затем эту фамилию сменили снова), Сабитовы, Саитовы (от имени Сайда Мухамедьярова, родившегося в середине 1870-х гг.), Тинмухаметовы (от имени Динмухамета или Тинмухамета, родившегося в 1840-х гг.).

Брачные союзы в Акбалыкских и Орских юртах заключались преимущественно внутри этих деревень и между ними. Кроме того, выявились отдельные случаи заключения браков мужчин юрт Акбалыкских с женщинами деревень томских чатов и в начале XX в. – д. Ново-Казанки, возникшей из переселенцев – казанских татар. У жителей юрт Орских отмечены случаи браков с барабинскими татарами селений нынешнего Каргатского района Новосибирской области и с казанскими (приуральскими) татарами, поселившимися в д. Ересна (сейчас входит в Кожевниковский район Томской области).

В юртах Болыпе-Искитимских (позднее название этой деревни – Большой Улус), относящихся к калмакской группе, основными у коренных татар были фамилии Кармушаковых, Каратаевых, Курташовых, Кусовых, Кукшиновых, Левкиных, Мавлекиевых, Мухамадиевых, Покосовых, Токтаевых, Тарантаевых, Тартыковых, Терешкиных и Хусаиновых. Среди пришлых татар большую часть составляли здесь в дореволюционный период казанские татары, хотя встречалось по одной семье мишари и башкирские (видимо, казанские) татары. Семейно-брачными отношениями жители Больше-Искитимских юрт были связаны с калмаками юрт Зимниковских и Константиновских, а также с чатами юрт Тахтамышевских, Чернореченских, Калтайских и Орских.

В юртах Зимниковских уже в конце XIX в. поволжские татары-переселенцы (в основном мишари) составляли большинство населения (см. табл. 1). Коренными татарами здесь считались Абрашитовы, Жалеевы, Кукшиновы, Кармушаковы, Макуевы, Тартыковы, Хамзины, Чангины и Шулояковы. Помимо браков, заключенных внутри данного селения, встречались также браки с жителями калмакских юрт Больше-Искитимских и Константиновских, чатских юрт Калтайских, Тахтамышевских, Барабинских, Казанских, Чернореченских, селений пришлых татар и русских (д. Янтауш – сейчас в Юргинском районе Кемеровской области, д. Воронино – сейчас в Томском районе Томской области) и с татарами Томска.

В юртах Константиновских среди коренных татар (калмаков) были распространены фамилии Абдрашитовы, Кусовы, Лазаревы, Покоевы, Покосовы, Рафиковы, Тартыковы и Шарафутдиновы, хотя носители некоторых из них смешались уже тогда частично с бухарцами и поволжскими татарами, жившими также в этой деревне. Шарафутдиновы считаются потомками калмаков, но о них рассказывают, что их предки переселились с Калтайских юрт [41]. Об Абдрашитовых жители д. Юрт-Константиновки рассказывают, что фамилия эта появилась здесь от беглого поволжского татарина, который «...женился на калмачке и стал "исашным", чтобы в армии не служить, и все Абдрашитовы были "исашными", платили ясак» [42] . И здесь также большую часть заключенных в дореволюционное время браков составляли внутридеревенские браки. Кроме того, семейно-брачные отношения поддерживались местными татарами с жителями Зимниковских, Больше-Искитимских, Барабинских, Калтайских, Казанских, Эуштинских юрт, a также Томска.

В Шалае коренными калмаками были Авдеевы, Беклемишевы, Кашановы, Кимеевы, Курнаевы (Курнаковы), Обрышевы, Тактаевы, Чичимисовы, Шалаевы и Шулонковы [43] . Уже в тот период они в значительной мере сливались с русским населением, с которым поддерживали и брачные связи.

В целом материалами генеалогий выявляется картина тесных семейно-брачных отношений между всеми тремя группами населения – жителями калмакских, чатских и эуштинских деревень. Фактически почти в каждой деревне какой-либо группы татар можно было встретить выходцев из двух остальных групп. Часть томских татар большинства этих деревень имели родственные связи с татарами и бухарцами Томска. Возрастало постепенно число смешанных в этническом плане браков между коренными татарами, с одной стороны, и поволжско-приуральскими татарами (казанскими, мишарями и др.) и бухарцами – с другой. Эти связи увеличивали смешанность татарского населения, приводили к распространению языковой и в целом культурной однородности татар-мусульман Томского Приобья.

Рассматривая этнические процессы среди сибирских татар дореволюционного периода, в свое время нами был сделан следующий вывод: «В основном процесс формирования томских татар в начале XX в. подходил к своему завершению, но окончательного завершения консолидации, видимо, не произошло» [44]. Это обстоятельство объяснялось тогда тем, что «...вплоть до революции сохранилась некоторая обособленность калмаков (потомков телеутов), хотя основная часть их уже причисляла себя к томским татарам» [45] . Приведенные нами новые материалы о расселении томских татар, об имевших место в конце ХIХ – начале XX вв. тесных соседских и семейно-брачных отношениях калмаков, чатов и эуштинцев позволяют усилить этот вывод и считать, что в конце ХIХ – первых двух десятилетиях XX вв. этот процесс консолидации все же в основном завершился. Возможности углубления его в дальнейшем были связаны, на наш взгляд, уже с усилением этнического взаимодействия коренных томских татар и поселившихся в этих местах поволжско-приуральских татар. Вне пределов томской группы сибирских татар осталась та часть тюркского населения, которая восприняла христианскую веру, это жители юрт Горбуновских, д. Шалай и Усть-Искитим, а также обские татары. Их этнические судьбы развивались по пути слияния с русскими.

Как показали наши обсчеты родословных, каждый населенный пункт имеет особенности этнического состава населения. Поэтому, чтобы выяснить этнический состав целой группы (этнической или этнографической), практически необходимо получить полные сведения по каждому селению, иначе говоря, провести сплошное обследование взрослого населения данной группы. Но это совсем не значит, что нужно записать генеалогию каждого взрослого жителя. Ниже приводятся данные о выборке при работе по записям родословных на примере сплошного обследования томских татар.

В качестве первичного документа для этой цели нами использовались списки населения из похозяйственных книг сельсоветов. Из этих списков по каждому селению выписывались все люди, начиная с 16-летнего возраста и выше. Затем из полученных таким образом списков исключались взрослые дети при наличии живыми обоих родителей. Из выходцев из одной семьи (скажем, из трех братьев) для фиксирования родословной в списке оставляли по одному представителю. Такая предварительно проделанная работа дала возможность сократить объем выбранных для обследования генеалогических линий в целом на 55% (табл. 2).

В нашу выборку попало свыше 940 генеалогических линий. Эта выборка требует одного условия – обязательных записей в каждом селении родословных всех жителей, имеющих разные фамилии, так как именно фамилии являются своего рода индексами генеалогических линий. Заметим, что использование только данных о фамилиях для выяснения этнического состава населения может привести к неточным результатам. Так, первоначально наши цифры по этническому составу калмакских и части чатских селений, полученные на основании данных о фамилиях [46] , не совпали с цифрами, выведенными на основании материалов массового генеалогического обследования населения (см. табл. 4). Это случилось из-за того, что целый ряд фамилий принадлежал как коренным томским, так и казанским татарам и мишарям.

Работа по записям генеалогий проходила в два этапа и продлилась в связи с ее трудоемкостью несколько лет. В 1970–1973 гг. была записана основная масса генеалогий, в 1975 и 1977 гг. эта работа доводилась до конца согласно определенной к этому времени выборке. На последнем этапе производились и уточнения. Так как время фиксации родословных растянулось на несколько лет, то выборка была выполнена в связи с выездами и смертью части жителей в этот период лишь на 96,5 % (см. табл. 2). С другой стороны, заметим, что при работе с женщинами часть генеалогических линий фиксировалась по два или более раз. Это было связано с тем, что в похозяйственных списках девичьи фамилии замужних и вдовых женщин, как правило, не указаны и их близкое родство как родных сестер не выявляется. Поэтому часть записанных родословных оказалась как бы лишними, но они использовались нами для уточнения.

Следующий этап работы по применению записей генеалогий для характеристики современного этнического состава татарского населения томской группы был связан с выделением в ней коренных сибирских и пришлых поволжско-приуральских татар и их потомков, а также выходцев из смешанных в этническом отношении семей сначала непосредственно по полученным записям родословных 908 человек. Кроме того, ставилась задача соотнести полученные цифры с этногенетическим самосознанием наших информаторов. Результаты этого этапа работы представлены в табл. 3.

Из нее, в частности, видно, что часть татар – выходцев из этнически смешанных семей сибирских, поволжско-приуральских татар и бухарцев – затруднились обозначить свое происхождение однозначно, назвали себя просто татарами. Обращаем внимание на то, что в данном случае речь идет не об этническом самосознании (определение своей принадлежности к какой-либо этнической общности), выражаюшемся прежде всего через этническое самоназвание; а об определении себя по происхождению. Данные по этническому самосознанию томских татар (по материалам 1479 опросных листов, заполненных в 1969–1970 гг.) опубликованы нами ранее. При ответе на вопрос о национальности свыше 78 % опрошенных отнесли себя тогда к сибирским татарам [47], а при выявлении происхождения только 61,4 % определили себя таким образом. Значит, какая-то часть потомков пришлых поволжско-приуральских татар и бухарцев при определении этнической принадлежности выдала себя за сибирских татар.

В табл. 3 приведен фактических состав охваченных записями генеалогий татар. Из этих данных видно, что большинство населения и сейчас составляют коренные сибирские татары. Достаточно высок процент поволжско-приуральских татар. Но в первую очередь обращает на себя внимание тот факт, что почти 30 % оказались выходцами из смешанных в этническом плане семей (в большинстве случаев семей с сибирскими и поволжско-приуральскими татарами, в меньшинстве – семей с татарами и потомками бухарцев). Кстати, бухарцев выделить не удалось, они все слились с татарами, как с коренными, так и с пришлыми.

При определении своего происхождения 14,6 % татар – выходцев из этнически смешанных семей – назвали себя сибирскими татарами. Отсюда и общая цифра определивших себя таким образом поднялась до 61,4 %, тогда как число считающих себя поволжско-приуральскими татарами увеличилось лишь до 31,9 %. Таким образом, у томско-татарского населения явно преобладает тенденция считать себя по происхождению коренными сибирскими татарами. «Нельзя не отметить, – писал М.А. Абдрахманов, – что для самих жителей "вкрапливание" в их состав приезжих происходит почти незаметно, и они считают, что у них все "свои", а "чужих", можно сказать, нет. Однако... имеются основания говорить ...о смешении населения» [48] . Высокий процент определивших себя коренными сибирскими татарами, выявленный и при заполнении опросных листов для изучения современных этнических процессов, и при записи родословных, указывает на перспективы сохранения томских татар как особой территориально-этнической группы сибирских татар. Только она приобретает все больше характер достаточно смешанной в этническом плане группы татарского населения.

Отметим и такой факт, что довольно трудно определить теперь принадлежность коренных томских татар к эуштинцам, чатам или калмакам при беседах с татарами. Сами эти термины местным населением сейчас почти совсем не употребляются. Издавна заключающиеся взаимные браки, тесное языковое и культурное взаимодействие привели к тому, что значительная часть жителей не в состоянии заметить различия такого рода среди татарского населения. Материалы родословных фиксируют относительно высокую степень смешения коренного населения: почти в каждой деревне, относящейся к какой-либо группе, имеются выходцы из двух других групп. Кроме того, выявляются отдельные представители тоболо-иртышских, барабинских татар и их потомков. Отличий в этнокультурном плане от томских татар они уже не имеют. Используя данные о принадлежности определенных фамилий к той или иной группе, можно примерно определить современное соотношение потомков эуштинцев, чатов и калмаков, но практического значения такая дифференциация сейчас почти не имеет. В томском диалекте сибирских татар лингвисты выделяют эуштинско-чатский и калмакский говоры [49], которые взаимодействуют и влияют друг на друга и в настоящее время [50]. В советский период исчезли или в значительной степени нивелировались многие культурные различия между калмаками, чатами и эуштинцами [51] . Все это усиливает этнокультурную однородность томских татар и приводит к отсутствию осознания ими своего группового этнического своеобразия.

Основную часть поволжско-приуральских переселенцев и их потомков составляют сейчас, по данным генеалогий, казанские татары – выходцы из Башкирии и Татарии. В калмакской группе в д. Зимнике и Улусе живут несколько семей мишарей [52], которые в общем-то сливаются с казанскими и сибирскими татарами, нередко относят себя к казанским татарам, сохраняя лишь частичное представление о своей былой мишарской принадлежности. Таким образом, «...в условиях Сибири, оторванности от своей этнической территории в сознании татар-переселенцев ослабевает разница между отдельными группами поволжских и приуральских татар» [53] .

На последнем этапе работы с генеалогиями было определено происхождение тех категорий татар, которые выпали из выборки, но являются близкими родственниками охваченных записями родословных (всех детей, родных братьев и сестер и в отдельных случаях родителей, если данные о родословной были получены из-за отсутствия от их взрослых детей). Таким образом нам удалось получить сведения о происхождении 3515 татар (табл. 4), что составило 94 % всего татарского населения томско-татарских деревень.

При сравнении данных табл. 3 и 4 выявляются следующие моменты: небольшое уменьшение, доли коренных сибирских и поволжско-приуральских татар и возрастание доли выходцев из смешанных в этническом отношении семей почти на 5 %. Это изменение соотношения данных трех категорий татарского населения произошло из-за того, что доля такого рода смешанных семей сибирских и поволжско-приуральских татар в поколении, давшем в те годы основную массу детей, оказалась выше, чем в брачных парах более старшего возраста, а значит, и доля детей – выходцев из смешанных семей также оказалась относительно большей.

В целом наибольшую в количественном отношении группу составили в томско-татарских деревнях в начале 1970-х гг. коренные сибирские татары, преимущественно томские, в два раза меньше оказалось поволжско-приуральских татар (казанских татар и мишарей), а доля выходцев из этнически смешанных семей составила 34,1 %. Из табл. 4 видно, что наиболее высокий процент сибирских татар оказался в д. Эуште, а поволжско-приуральских – в деревнях калмакской группы. В последних также и самый высокий показатель выходцев из смешанных семей.

Сравнивая полученные результаты по современному этническому составу татар томской группы, например, с данными переписи населения 1897 г. [54] , мы выявили изменения следующего характера.

Во-первых, несколько понизилась, видимо, доля сибирских татар. Насколько она понизилась, точно определить, правда, трудно, так как в материалах переписи 1897 г. нет данных о выходцах из этнически смешанных семей. В абсолютных цифрах уменьшения коренных сибирских татар за семьдесят с лишним лет не наблюдается. В 1897 г. их было 1977 человек в сельской местности, а в 1969–1970 гг. только «чистых» коренных татар насчитывалось где-то около 1900, да еще 50 % охваченных генеалогическим обследованием татар – выходцев из смешанных семей – посчитали себя по происхождению коренными сибирскими татарами.

Во-вторых, понизилась также доля поволжско-приуральских татар. В 1897 г. они составили группу в 1026 человек, в 1969–1970 гг. «чистых» татар этой категории было примерно свыше 920 человек и такими определили себя по происхождению еще свыше 27 % выходцев из смешанных семей. Таким образом, и здесь в абсолютных числах наблюдается прирост татарского населения.

В-третьих, видимо, давно исчезла небольшая в общем-то группа бухарцев, потомки их все оказались, как уже говорилось выше, в категории татар – выходцев из этнически смешанных семей.

В-четвертых, в 1969–1970 гг. удалось довольно четко выделить группу смешанных в этническом плане татар, родители и более ранние предки которых находились в национально-смешанных браках. Количество таких браков существенно увеличилось лишь в годы советской власти. До революции между пришлыми поволжскими татарами и коренными томскими во многих деревнях, как правило, возникала вражда, что приводило к расселению их в разных концах деревни, к отсутствию на первых порах смешанных браков.

Таковы методы, применяемые нами при работе по изучению этнического состава населения и по выявлению разных направлений этноисторических процессов. Нам представляется важным подчеркнуть, что данные генеалогий особенно эффективны при изучении этнического состава фактически однонационального по этническому самосознанию, но относительно недавно сконсолидировавшегося этнического образования. В этом случае можно достаточно уверенно выделить этнические компоненты и проследить процесс их смешения по периодам. Наиболее полную картину такого этнического смешения, механизм его действия и можно раскрыть фактически только с помощью генеалогий.

Возможности использования данных родословных, особенно при сплошном генеалогическом обследовании населения, далеко не исчерпываются отмеченными нами моментами. Возникает, например, перспектива соединить их с данными о браках 1920–1970-х гг. Если из первичных переписных бланков переписи населения 1897 г. (по тоболо-иртышским татарам они хранятся в Тобольском архиве) выписать пофамильный состав населения с указанием этнической определенности каждой фамилии, а из наших генеалогий – фамилии также с этническим сопряжением, а затем полученные данные об этнической принадлежности проставить к фамилиям врачующихся по актам регистрации браков, то можно проследить, как проходило поэтапно, например, смешение сибирских и поволжских татар, что происходило с эндогамностью групп и т. д.

Недавно омскими этнографами был осуществлен первый этап работы по совмещению данных родословных тоболо-иртышских татар со сведениями, содержавшимися в переписях населения XVIII–ХIХ вв., и выявлению степени результативности такого совмещения [55] . Полученные результаты, на наш взгляд, весьма обнадеживают. В приложении к данной монографии в нашей с С.Н. Корусенко статье мы рассказываем о методике проведения данного исследования.

В перспективе предполагается провести корреляцию данных генеалогий с антропологическими (дерматоглифическими) материалами, серии которых собирались среди жителей, охваченных и записями родословных. Генеалогии дадут, видимо, возможность изучать отдельные стороны этносоциальных процессов методами этносоциологии не только по отношению к современности, но и развитие этих процессов на более ранних этапах. Так, генеалогии дают возможность представить демографическую ситуацию на разные хронологические периоды, определить половозрастную, социально-профессиональную характеристики населения, зафиксировать изменение социального положения членов семей, выделить семейно-брачные связи и т.д.

Завершая рассмотрение вопроса о генеалогиях как массовом историко-этнографическом источнике, отмечая результативность использования его и давая высокую оценку этому источнику, нужно заметить, что не следует переоценивать его значение. Этническая история какого-либо этнического образования, включая вопросы этногенеза и более поздних этапов развития уже сформировавшейся этнической общности, – весьма сложная (если не самая сложная) в этнографии проблема. Ограниченность использования генеалогического источника связана, во-первых, с его меньшей информативностью для более ранних этапов истории этноса, что зависит от глубины народной памяти о своих предках. Во-вторых, понятие этнической истории не ограничивается лишь сферой прямых физических смешений и контактов разных этнических групп, а включает в себя этнокультурные, этноязыковые, этносоциальные, этнопсихологические процессы, которые развиваются под влиянием разнообразных внешних и внутренних факторов. Отсюда необходимость использования большого круга других источников при занятиях этнической историей. Что касается исследования современного этнического состава, то здесь генеалогии должны, по нашему мнению, занять положение основного источника.

Опубликовано: Томилов Н.А. Проблемы этнической истории (По материалам Западной Сибири). – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1993. – С. 129–152.