123
Карта сайта
Поиск по сайту

Кафедра этнологии, антропологии, археологии и музеологии | Этнография Западной Сибири | Библиотека сайта | Контакты
О кафедре | Учебная деятельность | Студенческая страничка | Научная деятельность | Научные конференции | Экспедиции | Партнеры
Публикации | Коллекция авторефератов
Глушкова Тамара Николаевна | Коровушкин Дмитрий Георгиевич | Бельгибаев Ержан Адильбекович | Бережнова Марина Леонидовна | Бетхер Александр Райнгартович | Волохина Ирина Валерьевна | Жигунова Марина Александровна | Золотова Татьяна Николаевна | Иванов Константин Юрьевич | Коломиец Оксана Петровна | Корусенко Михаил Андреевич | Корусенко Светлана Николаевна | Назаров Иван Иванович | Свитнев Алексей Борисович | Селезнева Ирина Александровна | Смирнова Елена Юрьевна | Ярзуткина Анастасия Алексеевна | Тихомирова Марина Николаевна | Титов Евгений Владимирович | Блинова Анна Николаевна


Селезнева Ирина Александровна

ТРАДИЦИОННОЕ ХОЗЯЙСТВО
ТАРСКИХ ТАТАР
(ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА)

Специальность - 07.00.07 - этнография,
этнология, антропология

АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук

Работа выполнена на кафедре
этнографии и музееведения
Омского государственного университета

Научный руководитель д-р ист.наук,
профессор Н.А. Томилов

Защита состоялась 5 мая 2000 г.

 

 ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Постановка проблемы.
Особую актуальность в современной отечественной науке имеет проблема изучения хозяйственного комплекса, сложившегося у сибирских татар - большой группы тюркоязычного населения, занимающего юг Западно-Сибирской равнины. Разнообразные природные условия этого региона, а также обширные, складывавшиеся веками хозяйственно-культурные связи с соседними территориями способствовали формированию оригинального синтеза различных отраслей традиционной экономики.

Наиболее значимым представляется изучение региональных, локальных особенностей сложения культурно-хозяйственных комплексов этих групп населения. Такие узколокальные исследования (буквально на уровне куста поселений или даже одного поселения) в совокупности позволят выявить особенности динамики культурно-хозяйственного развития на значительных территориях. Именно поиск оптимального соотношения узкорегиональных и общетерриториальных процессов культурного развития является главной проблемой данной работы. Опыт показывает, что недооценка или не учет таких соотношений ведут к существенному искажению исторической реальности.

Объектом настоящего исследования является традиционное хозяйство как важнейший элемент системы жизнеобеспечения и адаптации человека к окружающей природной среде, на котором замыкаются все остальные компоненты: жилище и хозяйственные постройки, пища, одежда, средства передвижения и т.д.

Предметом работы является традиционный хозяйственный комплекс тарских татар - коренного тюркоязычного населения Тарского Прииртышья, а также хозяйственные навыки, опыт, знания, способность к хозяйственной адаптации населяющих эту землю людей и отражение этого процесса в мировоззрении.

Хронологические рамки исследования ограничены второй половиной XIX - началом XX веков. Выбор такого временного отрезка связан с тем, что в этот период в хозяйстве тарских татар сохранялось еще множество традиционных черт, восходивших к более ранним этапам истории его формирования. В этой связи представляются оправданными некоторые экскурсы как в первую половину XIX столетия и даже в более ранние исторические периоды, так и в первую треть и середину XX в. Это позволяет в полном объеме использовать имеющиеся архивные сведения и собранный полевой этнографический материал.

Цель и задачи исследования. Цель работы - реконструировать и исследовать традиционный хозяйственный комплекс коренного тюркоязычного населения Тарского Прииртышья.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- определение роли и значения присваивающих отраслей хозяйства:  рыболовства, охоты, собирательства и лесных промыслов в традиционном хозяйственном комплексе;

- выяснение роли и значения скотоводства в структуре хозяйства;

- определение роли земледелия в традиционном хозяйстве;

- рассмотрение проблем формирования и функционирования традиционного хозяйственного комплекса тюркоязычного населения Тарского Прииртышья.

Методологической основой настоящего исследования являются концепции и подходы, связанные с изучением и реконструкцией региональных, локальных особенностей сложения традиционных культурных комплексов. За основу изучения взяты малые локальные культурные комплексы на уровне куста поселений или даже одного поселения вместе с окружающими их промысловыми и производственными угодьями. Такой исследовательский подход позволил наиболее полно и концентрированно сосредоточить внимание на местных, тесным образом связанных с окружающим микроландшафтом и природной средой, особенностях традиционного хозяйства, и получить, в конечном итоге, достоверный и верифицированный полевой материал.

Важным методологическим основанием работы являются теоретические разработки, подходы, дискуссии, развивающиеся в этноэкологических исследованиях. Методологической базой, позволившей объединить и придать цельность исследованию, являются основные положения системного подхода.

Методика исследования базируется на традиционных для этнографического исследования полевых и кабинетных методах. К полевым относятся метод непосредственного наблюдения, опроса, фиксации объектов, до недавнего прошлого включенных в хозяйственную деятельность как на территории поселения, так и за его пределами. Таким образом, предпринята попытка охватить весь комплекс хозяйственных отношений по принципу усадьба - поселение - угодья.

Из кабинетных методов основным для данной работы явился сравнительно-исторический метод, частным проявлением которого является историко-лингвистический анализ хозяйственной и промысловой лексики.

Источники. Первым и главным видом источников настоящей работы являются этнографические материалы, собранные в ходе полевых исследований комплексных археолого-этнографических экспедиций Омского государственного университета и Омского филиала Объединенного института истории, филологии и философии СО РАН в пяти поселениях тарских татар - д.д. Чеплярово, Большие Мурлы Большереченского района, д. Черталы Муромцевского района, д.д. Сеитово, Атачка Тарского района Омской области.

Общим для этих поселений является их расположение вблизи больших и малых рек, старичных озер. Такое соседство не только способствовало занятиям рыболовством, но и обеспечивало население обширными пойменными лугами, являвшимися базой для сенокосных и пастбищных угодий. Располагавшиеся по берегам рек лесные массивы создавали условия для развития подсечно-переложного земледелия, охоты, собирательства. Упор на исследование конкретных поселений и окружающих их угодий вытекает из принятых автором методологических установок.

В качестве дополнительного этнографического источника использовались материалы, собранные сотрудниками и студентами Омского государственного университета в 1980-е годы в ходе этнографических экспедиций в населенные пункты, основными жителями которых являются тарские татары, а также музейные коллекции предметов хозяйственного быта.

Вторым основным источником работы являются архивные материалы конца XVIII - начала XX вв., хранящиеся в Тобольском филиале Государственного архива Тюменской области (ТФ ГАТО) и в Государственном архиве Омской области (ГАОО).

Третьим важным видом источника являются лингвистические материалы, и прежде всего терминология, относящаяся к хозяйственной и промысловой деятельности.

Четвертым видом источников являются опубликованные археологические материалы по хозяйственным занятиям населения Тарского Прииртышья.

Состояние изученности темы. За последние три столетия хозяйство сибирских татар стало предметом изучения большого количества исследователей. К концу XVII - XIX вв. относятся важные сведения по этнографии и, конкретно, хозяйственным занятиям сибирских татар, содержащиеся в работах И. Идеса, Д.Г. Мессершмидта, Л. Лянге, Г.И. Унферцагта, Д. Белла, Г.Ф. Миллера, Я.И. Линденау, П.С. Палласа, И.П. Фалька, И.Г. Георги, J.D. Cochrane, А.Ф. Миддендорфа, В.В. Радлова, Н.М. Ядринцева, Г.Н. Потанина, П.М. Головачева, Г.Е. Катанаева, Н.А. Абрамова, И. Юшкова и др. Историографические обобщения по этому периоду содержатся в трудах Т.Б. Батуевой, Э.П. Зиннера, З.Д. Титовой,  Г.Х. Элерта и др.

До 70-х гг. XX в.  вопросы функционирования хозяйственного комплекса сибирских татар поднимались в трудах С.В. Бахрушина, И.И. Авдеева и И.П. Струковой, В.В. Храмовой, З.Я. Бояршиновой, В.И. Шункова и др.

В работах этих авторов выкристаллизовалась идея комплексности и многокомпонентности традиционного хозяйства сибирских татар, включавшего в себя занятия рыболовством, охотой, собирательством, скотоводством, земледелием. В зависимости от территории проживания разных групп сибирских татар определялось соотношение отраслей традиционной хозяйственной деятельности, выделялись ведущие направления. 

Первое теоретико-методологическое обобщение проблем изучения хозяйства сибирских татар предпринял Н.А. Томилов. Основная его идея - теория интегрированных хозяйственно-культурных типов (ХКТ) с относительно равным значением производящих и присваивающих отраслей хозяйства, сложившихся и долгое время существовавших на территории лесной и лесостепной зон Западной Сибири.

В трудах Н.А. Томилова наиболее полно рассмотрены хозяйственные комплексы томских и барабинских татар. Кроме того, имеются данные и по хозяйственным занятиям тарских татар.

Значительный вклад в изучение хозяйства тарских татар внесли работы Р.К. Сатлыковой, Ф.Т. Валеева. В этих работах проявилась тенденция к регионализации исследовательского объекта, углубленному изучению отдельных отраслей традиционного хозяйства.

Не так давно, с 1993 г., в Омске сложилась научно-поисковая группа по проведению фундаментальных исследований многокомпонентных этнографо-археологических комплексов. Одним из направлений исследований группы стало изучение системы земле- и природопользования населения Тарского Прииртышья. Были разработаны и опубликованы программы сбора материалов по различным аспектам темы. Эти работы позволили существенно продвинуться вперед в проблемах сбора и обработки материала.

Определенный вклад в изучение различных аспектов проблемы землепользования населения Тарско-Иртышского междуречья внесли М.А. Корусенко и С.Ф. Татауров.

Анализ литературы был бы неполным без включения в него, кроме этнографических, археологических, исторических работ также исследований лингвистов, посвященных изучению хозяйственной и промысловой лексики носителей тарского говора тоболо-иртышского диалекта сибирских татар. Этим проблемам посвящены работы Х.Ч. Алишиной, С.Х. Насибуллиной, А.Р. Рахимовой, Д.Г. Тумашевой.

Научная новизна работы. В диссертации впервые в полном объеме реконструированы основные составляющие традиционного хозяйственного комплекса коренного тюркоязычного населения Тарского Прииртышья: рыболовство, охота, собирательство и лесные промыслы, скотоводство, земледелие. Впервые вводятся в научный оборот новые архивные материалы. Восстановлены традиционные приемы и способы ведения хозяйства населения деревень Чеплярово, Большие Мурлы, Черталы, Сеитово, Атачка. Предложен новый подход к проблеме изучения традиционной системы жизнеобеспечения, а в этих рамках и к проблеме изучения традиционного хозяйства, на базе узколокальных исследований. Применение методов комплексного полевого исследования позволило реконструировать некоторые отрасли традиционного хозяйства, например, рыболовства, как систему взаимосвязанных элементов.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы для дальнейшей разработки проблем формирования и функционирования традиционных хозяйственных комплексов различных народов, в работах по истории и этнографии Сибири, в краеведческих исследованиях, а также при написании различных учебных пособий и разработке курса лекций. Кроме того, результаты работы могут быть использованы в современном народном хозяйстве.

Апробация результатов исследования. Основные положения работы отражены в 12 научных публикациях. Различные аспекты диссертации докладывались на Международной научной конференции "Исламская цивилизация в преддверии XXI в. (К 600-летию ислама в Сибири)" в г. Омске в 1994 г., на III Всероссийском научном семинаре "Интеграция археологических и этнографических исследований" в г. Омске в 1995 г., на IV Международной научной конференции "Этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территории" в г. Омске в 1998 г., а также на 35 Международном конгрессе исследователей Азии и Северной Африки (35 ICANAS) в г. Будапеште (Венгрия) в 1997 г., на I Международном конгрессе исследователей Азии (ICAS) в г. Нордвьекерхаут (Нидерланды) в 1998 г. Работа автора по теме исследования была отмечена стипендией Соросовских аспирантов и грантом молодым ученым Омского государственного университета. С 2000 г. автор является ответственным исполнителем гранта Российского гуманитарного научного фонда "Формирование и функционирование локальных культурных комплексов как формы существования традиционной культуры (на материалах культур коренного населения лесной и таежной зон юга Сибири)".

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы, списка основных информаторов. В приложении помещены таблицы, составленные на основе архивных материалов, карты-схемы угодий, включенных в хозяйственную деятельность изучаемого населения, рисунки.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении раскрывается актуальность темы, степень ее изученности, дана характеристика объекта и предмета исследования, сформулированы цели и задачи работы, изложена методика анализа материала, дана характеристика источников.

В первой главе "Присваивающие отрасли хозяйства" реконструируются и исследуются традиционные орудия и способы рыболовства, охоты, собирательства и лесных промыслов.

Первый параграф посвящен проблемам развития рыболовческого комплекса в рамках отдельных поселений, его генезису и отражению в традиционном мировоззрении. Для более полной и объективной реконструкции состояния данной отрасли хозяйства в XIX в. привлечено большое количество ранее неопубликованных архивных сведений.

В разделе, посвященном характеристике поселений и рыболовных угодий, рассматривается расположение каждого поселения относительно окружающих его водоемов, реконструируются традиционные места установки различных рыболовных сооружений.

В разделе, посвященном подледному лову, основное внимание уделено орудиям и приемам лова. Главным орудием подледного лова являлись котцовые сооружения. Котец (ёзе, есе, ейсе - во всех обследованных населенных пунктах; таур - в д. Атачка и, по данным информаторов в д. Айткулово) представлял собой плотную сплошную изгородь из тонких, вертикально установленных шестов (тояк), связанных в верхней, средней и нижней частях веревкой (бау, орган) или тонкими черемуховыми прутьями. Шесты нижней своей частью втыкались в дно водоема. Высота котца определялась глубиной водоема, обычно шесты изготовляли на 30-40 см длиннее глубины озера или реки. Шесты выполнялись из тонкой сосновой дранки или камыша.

Применявшиеся котцы относились к типу овальных и состояли из двух элементов - направляющих открылков (конат) и корзин (тунёк/тенек/тонек), форма которых в литературе по традиции сравнивается с формой червонного туза. Особенно близкие аналогии, прежде всего в форме установки котцов, обнаруживаются в сравнении с таежными рыболовческими группами Западной Сибири - хантами, селькупами, чулымскими тюрками.

По открытой воде применялись как сетные, так и запорные способы рыбной ловли. Основными орудиями сетного лова являлись ставные и плавные сети (ау, акма ау), бредни и невода (елым), кривды (куру), фитили (питил). При изготовлении орудий применялись кендырные и льняные нити, использовались глиняные грузила (таш) и деревянные поплавки (токмак, тус). На водоемах, кроме использования сетных орудий, применялось ужение рыбы с помощью уд (лец, кормак), устанавливали морды (суган). В темное время суток на Таре и на некоторых озерах рыбаки использовали острогу (чаничкэлэ, чанскэ). На Среднем Чулыме острога носила название чачку, в таежной Хакасии - шашхэ/сасхыс, на Алтае - сайгак.

Особый интерес представляет комплекс запорного рыболовства. Практически все запираемые озера имеют примерно одинаковые очертания. Это сильно вытянутые, узкие подковообразные водоемы, обращенные либо одним, либо двумя рукавами к руслу реки и соединявшиеся с ней. Однако, в некоторых местах (д. Черталы) приходилось искусственно соединять рукав озера и русло реки.

Запор (туан) устраивался весной. Он представлял собой сплошную изгородь, высотой около 1,5 м, перегораживавшую поперечно либо прокоп рядом с запираемым озером, либо сточный рукав озера и препятствующий уходу рыбы за пределы озера в реку.

В начале лета, когда уровень воды был близок к минимальному, на местах запоров устраивались земляные дамбы (йерь бийёу, пьеу), перегораживавшие русло прокопа или озера. Все лето в запертых озерах производили лов рыбы с помощью сетных ловушек.

Спуск озер производился в конце октября - начале ноября. В бийёу (пьеу) делали узкий проход, в который устремлялась вода из водосбора по другую сторону дамбы. Проход запирался фитилем (питил) или мордой (суген, секе), которые быстро заполнялись скопившейся в водосборе рыбой.

К местам спуска озер приурочивались временные рыбачьи стоянки, которые состояли из одной или нескольких полуземлянок (йерь ий, купка).

Значение рыболовства и водоемов в жизни человека отражалось в иррациональных представлениях, связанных с этой стихией.

В поселениях тарских татар верили в существование хозяйки воды, реки, которую называли Су Анасы или Су Пицын. Параллельно с этим образом была распространена вера в хозяина воды или водяного старика, водяного духа, водяного царя. Его называют Су Иясе, Су Бабасы, Су Бари, Су Шайтанэ. Водяных духов старались задобрить, просили у них удачи на промысле.

Факты свидетельствуют о глубокой древности рассмотренной системы рыболовства. Этот вывод подтверждается как археологическими, так и лексическими данными. Наиболее ранние материальные свидетельства запорного рыболовства, типологически близкого рассмотренному выше, относятся к неолитической и последующим эпохам (Буров Г.М., 1969; Визгалов Г.П., Фильчаков Е.Г., 1988; Равдоникас В.И., 1937; Федоров В.В.,1937).

Не менее древними являются и лексические параллели рыболовческой терминологии.

Происхождением термина йесе, обозначающего котец, на материале барабинских татар занимался А.Г. Селезнев (1994). Аналогии сибирско-татарскому (в том числе тарско-татарскому, применяемому в деревнях Черталы, Чеплярово, Большие Мурлы, Сеитово и барабинскому) термину йесе/ейсе/ёзе/ицек/исе/Yцек - "котец" обнаруживаются в алтайской и, возможно, уральской языковой среде. Ср.: башк. ыйсук, йиды - котец; шорск. jезе - забор для ловли рыбы; эвенкийское ез - городьба через всю реку с тремя-четырьмя мордами; коми - ез - запор для лова рыбы; венгерск. vejsze - "запор, котец".

Зафиксированный нами в д. Атачка и д. Айткулово термин таур, служащий для обозначения котца, имеет удивительно близкие аналогии в языке селькупов, причем наблюдается полная конструктивная и терминологическая параллель между тарско-татарским и селькупским котцом.

Применяемый в деревне Черталы термин бийёу, который служит для обозначения рыболовного запора, имеет древнетюркскую и, даже пратюркскую древность. Ср.: сибирск. татарск.: бийёу - рыболовный (чаще всего земляной) запор; буу - запрудить; буа/туан/туван - пруд, запруда, плотина, земляной рыболовный забор; барабинск. ту - рыболовный запор, природный или искусственный перебор; таранч. туан - загородка в реке для ловли рыбы; чулымско-тюркск. туг - рыболовное запорное устройство в виде двух сходящихся под углом щитов; томск. карагасск. тухек, туh - плетеный рыболовный запор ; тофаларск. туh - плетеный рыболовный запор, заездок; хакасск. (шорск. диал.). туг - запорное рыболовное сооружение с мордой, перегораживающее речку или протоку, ту - запорное рыболовное сооружение с желобом; турк. дула, алт. тугла - запруживать, перегораживать, преграждать; телеутск. пук, пуук - пруд, запруда, заездок; кумандинск. пук - "забор для лова рыбы". Зафиксированный нами в д. Большие Мурлы и Атачка термин тунек, тенек, тонек, служащий для обозначения корзины котца, имеет полную аналогию с чулымско-тюркск. тюнек - "рыболовная заборка, котец" и терминами тюнек, тунек, тунейка - "зимняя ловушка для рыбы", присутствующим в русских диалектах средней Оби и, по мнению лингвистов, восходящим к чулымскому прототипу. Термины tu - "рыболовная запруда" и tu - "закрывать, преграждать", родственные вышеперечисленным, существовали в тюркских языках еще во времена Махмуда Кашгарского, а термин tug - "запруда, верша" входил в словарный фонд поздних пратюрков. Обнаруживаются аналогии и в монгольских языках.

Термин "суген" для обозначения рыболовной морды зафиксирован в языке барабинцев, шорцев Горной Шории, бачатских телеутов, чулымских тюрков, тофаларов, челканцев, шорцев таежной Хакасии и др. Термин сугань/соган/цуган/шуган - "вид рыболовной ловушки, сплетенной из прутьев" отмечен в среднеиртышском говоре русского языка, а термин суган в том же значении зафиксирован в амурском говоре. В целом, данный термин широко распространен в сибирских тюркских языках и восходит к уйгурскому лексико-хронологическому пласту в их истории.

Термин "ау" тарских татар для обозначения рыболовной сети связан с широким кругом тюркской, уральской и даже палеоазиатской терминологии, обозначающей различные орудия и способы охоты и рыболовства.

Термин  елым (невод, бредень), зафиксированный нами во всех исследованных поселениях, имеет широкие аналогии в других тюркских языках. Ср.: тарск. татарск. елым- невод, бредень; бараб., тобол., томск. тат. йылым - невод; турк. диал. йылым - сеть, сетка, ловушка для ловли птиц; кум., ног, башк. - невод; тат., каз., кир., ккал., узбек. жылым - невод, сеть; чув., чув. диал. силем - невод; якут. илим - сеть для ловли уток и др.

Тюркская и пратюркская терминология, а также лексические основы, ведущие свое происхождение из алтайских и уральских языков, позволяют ставить вопрос о времени формирования рассматриваемой системы рыболовства. Если использовать лингвистическую хронологию, можно констатировать, что запорное рыболовство, в основном, сложилось в эпохи финно-угорского и угорского единства. Об этом же свидетельствуют и археологические аналогии. Таким образом, рыболовство следует считать одним из наиболее древних и архаичных компонентов традиционного культурного комплекса населения Тарско-Иртышского региона.

Во втором параграфе первой главы рассмотрены охота, собирательство и лесные промыслы.

Для изучаемого населения были характерны два вида охоты - коллективная и индивидуальная, и две ее формы - активная и пассивная.

Согласно архивным материалам начала XIX в., основную массу сдаваемой в ясак продукции составляли лисьи меха.

Аборигены Тарского Прииртышья широко применяли различные ловушки: железные капканы, петли, деревянные давки. Капканы были в основном покупными и ставились как на крупных, так и на пушных зверей. Деревянные давки (посмак) ставили на различных зверей и боровую дичь. Существовали горностаевые плашки, медвежьи кулемы, заячьи кулемы. При охоте на водоплавающую и боровую дичь использовали разнообразные волосяные петли и силки (тозок, тосок, кыл) а также сеть (ау). Из активных форм практиковалась охота с собаками. При охоте по насту использовались лыжи голицы.

Термины тосок (тозок), кыл, посмак, зафиксированные у тарских татар, имеют широкие аналогии в различных тюркских языках.

Охотничий промысел нашел отражение в традиционном мировоззрении через представления о существовании духа-хозяина леса Урман Иясе и лесного черта Шурале.

Собирательство дополняло рацион растительной пищей, обеспечивало людей техническим сырьем и топливом. Проводились заготовки дров, строительного леса, смолы, дегтя, разнообразных лесных ягод, нередко грибов, кедрового ореха.

Таким образом, присваивающие отрасли занимали свою, четко определенную нишу в традиционном хозяйственном комплексе тарских татар. Эти занятия обеспечивали население как продуктами питания, так и денежными средствами, получаемыми в результате реализации промысловой добычи. Рыболовство, охота, собирательство были тесно взаимосвязаны с окружающими природно-географическими условиями и случалось, что человек оставался бессильным перед капризами природы. Тем не менее, население в полной мере освоило особенности среды обитания и приспособило к ним орудия  и способы промыслов. Это позволяло получать практически максимальный результат от данного вида деятельности. Анализ собранной лексики говорит о древности большинства рассмотренных элементов хозяйственного комплекса коренного населения Тарского Прииртышья. 

Глава вторая "Скотоводство" посвящена реконструкции традиционных способов и приемов содержания скота.

Архивные материалы позволяют высчитать количество скота на одну хозяйствующую единицу (двор): в 1913 г. в среднем на двор приходилось 2,4 лошади (включая молодняк), 4,4 головы крупного рогатого скота (включая молодняк), 1,3 головы мелкого рогатого скота. В 1916 г. в среднем в одном дворе содержалось 2,6 лошадей (включая молодняк), 4,2 головы крупного (включая молодняк) и 2 головы мелкого рогатого скота.

Скотоводческий цикл тюркоязычного населения Тарского Прииртышья условно можно разделить на два периода: весенне-летний, характеризующийся выпасом скота на пастбище, и осенне-зимний, основанный на стойловом содержании скота.

В стадо скот начинали выгонять с конца апреля - середины мая, в зависимости от погодных условий. Практически во всех населенных пунктах пастбищные угодья располагались вблизи реки или озера. Это обеспечивало скот как хорошей травой, так и водопоем. Для каждого вида скота существовали отдельные выгоны. Существовала практика разделения территории выгонов на два-три участка с целью чередования последних при выпасе скота. В течении десяти - пятнадцати дней скот пасли на одном месте, а затем перегоняли на другое, чтобы дать отдохнуть предыдущему участку. Для содержания скота в ночное время на выгонах устраивали полевые загоны - елан кура. Они представляли собой огороженный жердями участок земли, чаще всего прямоугольной формы.

В холодное время года животные находились в специально построенных на хозяйственном дворе помещениях. Лошадей круглосуточно держали в открытом загоне (от кура) под навесом (тубалек). Иногда загон для лошадей по периметру обшивали досками для защиты от ветра. Коров (если температура воздуха не была ниже -20 градусов) и овец днем также содержали на открытом дворе (оцык кура), а на ночь загоняли в специально построенный теплый загон (яллы кура, сыер кура).

В целом, скотный двор условно можно разделить на холодные и теплые помещения. Теплые помещения представляли собой срубные постройки и каркасно-столбовые полуземлянки, холодные, чаще всего, имели наземную каркасно-столбовую конструкцию.

Оригинальными  хозяйственными постройками, зафиксированными в ходе полевых работ являются полуземлянки - копка для содержания мелкого рогатого скота и птицы. Полуземлянки располагались в пределах усадьбы, чаще всего за крытым сараем или навесом и перед огородом (бахча).

Об архаичности и широкой распространенности подобных сооружений свидетельствует историко-лингвистический анализ термина копка/копкэ, обозначающего рыбачью землянку и хозяйственное сооружение полуподземного типа для содержания скота в зимнее время. Аналогичный по звучанию и семантике термин "копка" зафиксирован в языке казанских татар в значении "овчарня", "хлев". У южных алтайцев слова "кюрке" или "купэ, купкэ" обозначали особые ямы для ягнят, логовище зверя, живущего в пещерах; у киргизов - "кюпкё" - яму для молодняка животных, а также место в левой половине юрты для молодняка. Киргизское слово кюркё обозначало балаганчик, комнатушку, лачугу; в казахском языке курке - балаганчик из трех связанных жердей.

Сходное по звучанию название купа или купха обозначает у тувинцев-оленеводов и тофаларов место, куда зимой клали ветви хвойных деревьев, прежде чем установить чум. С. И. Вайнштейн (1991) предположил, что эти термины вполне могут разъясниться из эвенкийского, где купикэ означает сухое место, удобное для стоянки.
Основным кормом для скота в зимнее время было сено. Заготовка сена являлась одним из главных моментов в хозяйственном цикле тарских татар, а сенокосные участки - важным звеном в системе землепользования.

Имеющиеся в нашем распоряжении архивные материалы позволяют высчитать количество скошенных копен сена на один двор. По данным на 1857 год получается, что в среднем на один двор приходилось 194,1 копны сена, в 1913 году было поставлено 149,6 копны сена на один двор, в 1916 году - 149,2 копны. Эти данные свидетельствуют, что скота могли содержать и содержали именно столько, насколько он был обеспечен кормами. Количество разводимого скота находилось в прямой зависимости от количества скошенного сена.

Скот являлся источником для получения продуктов питания. Молочная и мясная пища являлась частью рациона питания тарских татар. Из молочных продуктов в пищу употребляли молоко (сыт), сливки, сметану (коймак), творог, сыр (еремцык), масло (мой), пахту (айран, кобесыту), кислое молоко (эчесыт), варенец (котык). Любимым блюдом было и мясо (ит), особенно баранина и конина.

По данным информаторов, существовал дух-покровитель домашних животных. Называли его по-разному: Хасар Иясе, Кура Иясе, Мол Иясе. Считается, что он охраняет скот от болезней и мора. Хозяин скота жил в правом углу в загоне. Кроме него у каждого вида скота был свой дух-покровитель: хозяин лошадей Отнын Иясе, Юлгу Бабасы, дух-покровитель коров - Санге/Занге Бабай, дух-покровитель овец - Чобан Иясе.

В главе 3 "Земледелие" реконструируются приемы и способы занятия этим видом хозяйства. Имеющиеся в архивных материалах сведения позволяют говорить о том, что в изучаемом районе имела место подсечно-огневая система земледелия. При такой системе на выбранном участке леса с деревьев снимали кору, после чего деревья высыхали, а мелкую поросль просто вырубали. Высохший лес сжигали, одновременно и освобождая, и удобряя лесные почвы золой. Участок засевали несколько лет подряд, затем оставляли на определенное время без обработки.

Кроме того, при удаленности поля от населенного пункта пашни забрасывались на длительный отдых в лесной перелог (переложно-подсечная форма). Впоследствии, наряду с перелогом земли стали оставлять под пар. Это послужило развитию смешанной, залежно-паровой системы, которая еще долго сосуществовала с переложной. Такая ситуация подтверждается архивными сведениями. Аналогичные процессы наблюдались во многих местах и у различных групп населения.

Согласно архивным и полевым материалам, в Тарском Прииртышье высевали пшеницу (ботай), озимую и яровую рожь (арыш), овес (соло), просо (торок), гречиху, ячмень. Пашенные участки располагались чаще всего довольно далеко от деревни, на обширных лесных полянах (еланях), либо на расчищенных от леса участках. На таких местах возникали и различные виды сезонных поселений.

Самой распространенной высеваемой культурой начала XX в. был овес. На втором месте по количеству занятой под посевы земли стоит яровая пшеница. На третьем месте из общего количества высеваемых в начале XX века культур стояла озимая и яровая рожь. Практически повсеместно в деревнях тарских татар имелись посевы ячменя. Одной из немногих культур, высаживаемых на огороде (бахча), был картофель (картуп).

Землю обрабатывали мотыгами (чапке), сохами, боронами. Позднее стали использовать плуг (суке). Уборка урожая производилась при помощи серпа (урак), косы-литовки (цолге) , деревянных грабель (тернауц), деревянных вил (синэк). Обмолот производили вручную с использованием цепов (молота), деревянных лопат (курек), ведер (целяк).

В связи с проблемой традиционности земледелия обращает на себя внимание тот факт, что практически вся земледельческая лексика, зафиксированная у тарских татар, относится к общетюркскому пласту, а значительная ее часть восходит к древнетюркской и даже пратюркской древности.

Например, аналогии тарск. татарск. ботай - пшеница обнаруживаются практически во всех тюркских языках, а также в древнетюркском и пратюркском фонде, ср.: тоб.-ирт. потай, пойтай, питай (пшеница); тюркск. будай, бугдаi/богдаi; пратюрк. bugdaj (пшеница), древнетюрк. bugdaj/budgaj (пшеница). По мнению лингвистов, термин бугдай (пшеница) сформировался и существовал в период тюрко-монгольского единства, тюркскому бугдай соответствует монг. buudai/буудай: ср.: халх. будай (пшеница), монг. budaa(n)/будаа (зерно, хлебные злаки, просо, каша, овсяная каша, крупа, обед, еда вообще); тувинск. быда (крупа, суп с крупой, каша). Кроме того имеют место, вероятно, очень древние тунгусо-маньчжурские параллели.

В связи с традициями возделывания пшеницы интересным представляется зафиксированный нами в деревне Атачка термин для обозначения пшеничного хлеба - нан. Аналогичный термин встречается в словаре Д.Г. Тумашевой. По словарю В.В. Радлова, слово нан в киргизском и чагатайском наречиях обозначает хлеб, а выражением цалпак нан называлась хлебная лепешка. Это слово имеет широкие аналогии в уральских языках: манс., хант. нень - хлеб; селькуп. няй - хлебные лепешки, которые пекутся в раскаленном песке и многие др. По данным лингвистов, этот культурный термин, столь широко распространенный в языках народов Сибири и Севера Европейской части России (прибалтийско-финские языки такого термина не знают), имеет древнеиранское происхождение и восходит к понятию ni-kan "закапывать, зарывать (в горячую золу)", отражающему технологию выпечки хлеба в прошлом. В языке поздних иранцев это слово трансформировалось в нан, а затем перешло из этого источника в тюркские и уральские диалекты.

Появление термина "икмек", обозначавшего у тарских татар ржаной хлеб, вероятно, относится к периоду тюрко-монгольского единства. Ср.: тарск. татарск. икмек (ржаной хлеб), тоб.-ирт. икмек (хлеб), башк. йэhмэ (пресные лепешки), хакасск. imnek (черный хлеб из ржаной муки), тюрк.-монг. етмак (хлеб), древнетюрк. ek (сеять, сыпать), ekim (посев), ekin (посев, пашня), ekinlig (хлебный), в словаре Махмуда Кашгарского акмак (сеять), совр. узб., каз., к-кал., ног., аз., турк., тур. екмак (сеять).

Не менее распространены в тюркских языках термины, близкие по звучанию и смыслу к тарск. татарск. торок (просо). Они образуют целый куст понятий для обозначения различных диких и культурных растений, а также, вероятно, действий, связанных с обработкой земли, ср: тарск. татарск. торок (просо), тюркс. тара боронить, грести, ворошить граблями, чесать; уйг. тарыг - пашня; пратюрк. taryg (просо),  tar-lag - (возделываемое поле), древнетюрк. tarig (зерно, злаки, хлеб), tary поля, посевы, нивы), taryla хлебное поле, вспаханное поле, пашня), уйг. тары (возделывать землю), словарь Махмуда Кашгарского тары (сеять), тарыг (посев, ячмень, пшеница, зерно, семя), тарыгчы (земледелец), татар. диал. тару (поля, посевы, нивы), хакасск. таарыг (посев), таарыбызарга (посеять); тувинск. тарылга (посев), тарыыр (посеять), тараачын (земледелец); монг. taraa (сеять, обрабатывать землю), алтайск. тары (сеять, насаждать), тараан (просо, пшено), башк. тарма - (дикорастущая конопля), ногайск. тарылав (дикое просо, растущее на вспаханной земле). По мнению лингвистов, первоначальное tary оказалось источником и для обозначения вспаханного поля, и для наименования хлебного зерна, чаще всего (но далеко не всегда!) проса.

Широко распространены в тюркских языках термины, близкие по звучанию и семантике тарск.-тат. арыш - рожь. Нередко они трактуются как русское заимствование, хотя, по мнению лингвистов, это не оправданно с точки зрения тюркской фонетики. Поэтому, более предпочтительной считается балтийская или германская версия происхождения термина, ср.: сиб. татарск., татар., башк., алт., арыш; чув. ыраш; казахск., хак., арыс, др. кыпчакск. оружа, оруша "рожь"; пермск. rudzog; латышск. rudzi; литовск. rudiat; нем. Roggen "рожь".

Кроме приведенных выше, по реконструированному лингвистами фонду пратюркской лексики, отмечаются следующие параллели с лексикой тарских татар: тарск. татарск. соло (овес); тоб.-ирт. соло (овес); пратюрк. sulu (овес); тарск. татарск. урак (серп); тоб.-ирт. урак (серп); пратюрк. or-gak (серп); тарск. татарск. культя (сноп), пратюрк. kulte (сноп) и др.

Древним тюркским заимствованием из персидского является термин бахца/бахча, обозначающий в тарском говоре огород и, реже, огороженный участок двора на усадьбе (например, пецен бохца - сенной двор).

Таким образом, земледелие можно считать полноценным компонентом традиционного хозяйственного комплекса тарских татар. В связи с местными условиями, развивалась в основном заимочная форма земледелия. Перелог постепенно уступает место залежно-паровой системе. В структуре высеваемых культур к началу XX в. наблюдается переход к преобладанию пшеницы над рожью. Основными земледельческими орудиями были сохи, бороны. Практически вся лексика, связанная с занятием земледелием, имеет широкие аналогии в других тюркских и монгольских языках и уходит своими корнями в глубокую древность. Сложившаяся в Тарском Прииртышье переложно-подсечная и залежно-паровая системы земледелия типологически сходны с приемами обработки земли в лесной полосе России и Сибири. Отдельные черты системы земледелия, имевшиеся в Тарском Прииртышье, сближают ее с приемами обработки земли под посевы, сложившимися в горно-таежных районах Южной Сибири.

В главе 4 "Природно-географическая среда и проблема формирования традиционного хозяйственного комплекса тарских татар" ставится проблема выявления базовых компонентов, на основе которых сформировался изучаемый хозяйственный комплекс.

Физико-географические и природно-климатические характеристики района расселения тарских татар способствовали развитию многоотраслевого хозяйства. Обширные лесные угодья обеспечивали хорошую охоту и промысел кедрового ореха, реки и многочисленные озера были богаты рыбой, пойменные луга служили базой для разведения скота, благоприятные погодные условия и наличие свободных земель способствовали занятию земледелием.

Сочетание различных отраслей давало стабильную, устойчивую экономику, которая органично вписывалась в окружающую ее природную среду. И в случае неблагоприятных условий для какой-либо из отраслей хозяйства всегда можно было рассчитывать на компенсацию за счет других его элементов. Таким образом, спецификой традиционного хозяйственного комплекса тарских татар является отсутствие специализированной направленности, когда все другие отрасли хозяйства находятся в подчиненном положении от основной сферы деятельности.

Проведенное исследование показывает, что применяемые способы и орудия, а также терминология, относящаяся к различным отраслям хозяйственной деятельности сформировались очень давно. Выявленная тюркская и пратюркская терминология, а также некоторые лексические основы, ведущие свое происхождение из алтайских и уральских языков, позволяют ставить вопрос о путях формирования рассматриваемого хозяйственного комплекса.

В качестве постановки проблемы можно говорить о наличии существенного лесного южносибирского компонента в традиционном хозяйственно-культурном комплексе коренного населения лесного Прииртышья.

Его формирование связано с влиянием "лесных" народов средневековья, экономическую основу которых составляли присваивающие формы хозяйства в сочетании с коневодством, обеспечивавшим транспортные и пищевые потребности охотничьего хозяйства и мотыжным земледелием (Львова Э.Л., 1991; Потапов Л.П., 1969; Селезнев А.Г., 1998). Помимо общего облика хозяйства и культуры, влияние этого компонента прослеживается в отдельных элементах материальной культуры: способах буксировки, хозяйственных постройках и др. В этом же направлении связей указывает и древняя тюркская "таежно-охотничья" лексика.

Второй компонент этого комплекса - северный таежный, очевидно, истоки его уходят в Западно-Сибирскую тайгу, культуру рыболовов и охотников. К этому пласту, по всей видимости, следует отнести архаичные элементы охотничье-рыболовческого комплекса тарских татар: традиции запорного рыболовства, пассивные формы охоты с использованием переносных портативных ловушек, оседлый и полуоседлый (для более ранних этапов) быт. Аргументом в пользу этой точки зрения являются уральские и алтайские элементы в рыболовческой лексике, относящиеся к наиболее архаичным орудиям и приемам запорного рыболовства.

Эти два компонента мы считаем базовыми в формировании культурно-хозяйственного облика аборигенов Тарского Прииртышья. Взаимодействию этих компонентов способствовали природно-климатические условия региона, благоприятные и для первого, и для второго хозяйственных компонентов.

В заключении подводится итог всего исследования. Подчеркивается, что традиционный хозяйственный комплекс, сформировавшийся на указанной территории, представлял собой сложный синтез присваивающих и производящих отраслей, состоявших из рыболовства, охоты, собирательства, скотоводства и земледелия. Намечаются перспективы дальнейшего исследования.

Основные положения диссертации отражены в следующих научных публикациях автора:

1. Хозяйство и средства передвижения сибирских татар в коллекциях Музея археологии и этнографии Омского государственного университета / Под. ред. А.Г. Селезнева, Н.А. Томилова. - Новосибирск, 1999. - 261 с. - (В соавторстве с И.В. Захаровой, Г.М. Патрушевой, Н.А. Томиловым и др.).

2. Таежная модель в хозяйственном комплексе сибирских татар // Исламская цивилизация в преддверии XXI века. - Омск, 1994. - С. 133-135.

3. Система рыболовства в окрестностях деревни Чеплярово Большереченского района Омской области // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск, 1995. - Ч. 2. - С. 37-43. - (В соавт. с А.Г. Селезневым).

4. Система рыболовства в окрестностях деревни Черталы Муромцевского района Омской области (к изучению локальных этнографических комплексов) // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск; Уфа, 1997. - С. 124-129. - (В соавт. с А.Г. Селезневым).

5. Земляные хозяйственные сооружения тарских татар (по материалам д. Берняжки Большереченского района Омской области) // Этнографо-археологические комплексы: Проблемы культуры и социума. - Новосибирск, 1997. -  Т. 2. - С. 209-218. - (В соавт. с А.Г. Селезневым).

6. Охота тарских татар // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск; СПб., 1998. - Ч. 2. - С. 63-66.

7. Материалы по хозяйственным занятиям инородцев юрт Инцисских и Чипляровских Аялымской волости Тарского уезда Тобольской губернии в XIX в. (из фондов ГАОО) // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. - Омск, 1998. - С. 145-150.

8. Архивные материалы как источник по землепользованию // Система жизнеобеспечения традиционных обществ в древности и современности. Теория, методология, практика. - Томск, 1998. - С. 133-136.

9. О древних элементах в охотничье-рыболовческой лексике тарских татар // Этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий. - Омск, 1998. - С. 214-215.

10. Забой скота у тарских татар // Интеграция археологических и этнографических исследований. - М.; Омск, 1999. - С. 189-193.

11. Присваивающие отрасли в традиционном хозяйстве сибирских татар // III Конгресс этнографов и антропологов: Тез. докл. - М., 1999. - С. 87.

12. Три уральских термина в хозяйственной лексике тарского диалекта сибирских татар // Культурное наследие народов Западной Сибири. Обские угры. - Тобольск; Омск, 1999. - С. 108-110. - (В соавт. с А.Г. Селезневым).

©  И.А. Селезнева, 2000


Copyrigt © Кафедра этнологии, антропологии, археологии и музеологии
Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского
Омск, 2001–2024