ПОГРЕБАЛЬНЫЙ ОБРЯД ТЮРКСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
НИЗОВЬЕВ РЕКИ ТАРА В XVII-XX вв.
(По археологическим и этнографическим материалам)

Специальность 07.00.07 - этнография,
этнология и антропология

А В Т О Р Е Ф Е Р А Т
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук

Работа выполнена в Омском филиале
Объединенного института истории, филологии и философии
Сибирского отделения Российской Академии наук

Научный руководитель академик РАН
В.И. Молодин

Защита состоялась 23 декабря 1999 г.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена наличием существенных пробелов в изучении материальной и духовной культуры, в том числе и погребального обряда тарских татар. Кроме того, весьма перспективным представляется рассмотрение явлений культуры в плане их исторической динамики.

В связи с этим объектом исследования данной работы является погребальный обряд локальной этнической группы аялы, входящей в состав тарских татар.

Предмет нашего исследования - изучение эволюции погребального обряда и отражение данного явления в мировоззрении изучаемой общности.

Исходя из этого, цель нашей работы заключается в реконструкции исторической динамики погребального обряда и некоторых элементов мировоззрения аборигенного населения низовьев р. Тара в XVII-XX веках на основе анализа археологических и этнографических материалов по погребальному обряду и погребальным комплексам. В соответствии с обозначенной целью определен ряд общих и частных задач.

Во-первых, рассмотреть погребальный обряд тюркоязычного населения низовьев р. Тара в конце XIX-XX вв. Эта задача подразделена на несколько частей, в которые входят:
- характеристика комплекса обрядов по переводу умершего из реального мира в потусторонний;
- характеристика современных некрополей.

Во-вторых, охарактеризовать погребальный обряд аборигенного населения этого региона в XVII - середине XIX в. Здесь также достижение результата видится в последовательном разрешения ряда частных задач:
- систематизации археологических данных могильника Бергамак-II;
- воссоздании на основе полученных данных некоторых элементов погребального обряда.

В-третьих, рассмотреть погребальный обряд изучаемой общности в исторической динамике (XVII-XX вв.). Частями данной задачи здесь являются:
- реконструкция структуры и содержания погребального обряда XVII - середины XIX в.;
- выявление архаических черт, связанных с погребальной обрядностью, и реконструкция некоторых элементов мировоззрения.

Хронологические рамки нашей работы обусловлены спецификой источников. По нашему мнению, археологические материалы, которые относятся к (XVI?) XVII вв. (нижняя граница), возможно без большого числа промежуточных процедур соотносить с современными этнографическими материалами при различного рода реконструкциях и сопоставлениях.

Территориально работа ограничена областью, именуемой Тарским Прииртышьем; конкретный регион - низовья р. Тара (от устья до р.п. Муромцево). Согласно современному административному делению - это территория Большереченского и Муромцевского районов Омской области, где расположены деревни, в которых проживает изучаемое население. К ним относятся населенные пункты Берняжка, Инцисс, Чеплярово и д. Юрт-Бергамак (исчезла в 1989 г., жители по большей части переехали по большей части в расположенную поблизости д. Окунево). Мы используем также этнографические сборы в д. Берняжка, которая в настоящее время расположена на правом берегу р. Иртыш, между дд. Секменево и Черняево. При изучении истории этого населенного пункта было выяснено, что до конца XIX в. он был расположен в устье р. Тара - отсюда его раннее название - Тар-Тамак.

Археологическая часть работы целиком базируется на материалах курганно-грунтового могильника Бергамак-II (исследованиями выявлено свыше 560 курганных насыпей и грунтовых захоронений).

Характерной особенностью данного региона является то, что он затронут значительными миграционными потоками лишь начиная с середины XIX в. Исследование переписей XVII-XIX вв. свидетельствуют, что первые переселенцы (поволжско-приуральские татары, бухарцы) появились в этом районе между X (1858 г.) ревизией и Всероссийской переписью населения 1897 г. (Корусенко С.Н. 1997, с. 184-185). Работы, посвящённые более раннему времени показывают устойчивое функционирование однотипной системы хозяйственных занятий населения, по крайней мере, с эпохи раннего железа до XVIII в. (Матющенко В.И., Татауров С.Ф., Татаурова Л.В., Тихонов С.С. 1992). Изменение системы земле- и природопользования у населения низовьев р. Тара в XIX - начале XX в. также детально исследованы (Корусенко М.А., Татауров С.Ф. 1997а). Незначительным, по крайней мере, до стабилизации военно-политической обстановки в Барабинской степи в конце XVIII в. было влияние на население данной территории выходцев из Средней Азии, обобщенно именуемых бухарцами (сартами). Влияние последних с XIV в. на культуру тоболо-иртышских татар связывают прежде всего с началом исламизации (см. напр.: Белич И.В. 1988; 1997 и др.).

Изучаемая этническая общность в составе тарских татар входит вместе с курдакско-саргатскими, тобольскими, тюменскими и ясколбинскими (заболотными) в состав тоболо-иртышских татар - наиболее многочисленного массива всех сибирских татар. Тарские татары, в свою очередь, делятся на две подгруппы - аялынскую и туралинскую (Валеев Ф.Т. 1975, с. 217; Томилов Н.А. 1992, с. 45-48). В настоящее время тарские татары расселены на территории Большереченского, Колосовского, Муромцевского и Тарского районов Омской области. Сейчас в селениях тарских татар проживают также потомки бухарцев и поволжско-приуральских татар.

Историографические аспекты этнической истории сибирских татар рассмотрены в ряде последних работ (Валеев Ф.Т.1993; Захарова И.В., Томилов Н.А. 1992; Селезнев А.Г.1994; Томилов Н.А. 1978), что, надеемся, освобождает нас от необходимости делать подробный историографический обзор проблемы. Что касается конкретных исследований по этнической истории тарских татар, то здесь, прежде всего, следует отметить работу Н.А. Томилова "Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI - первой четверти XIX вв." (1981) и в ней раздел о данной группе сибирских татар, а также работы Ф.Т.Валеева (1980, 1993).

Что же касается работ, посвященных конкретно изучению погребального обряда сибирских татар, то они весьма немногочисленны, прежде всего, потому что район нашего исследования попал в поле зрения ученых лишь во второй половине XX в. Достаточно отрывочны сведения о погребальном обряде некоторых групп сибирских татар в полевых записях путешественников и исследователей XVII - середины XX в. Упоминание о погребальном обряде содержатся, например, у П.С. Палласа (1786), Г.И. Георги (1799), За Ангарский Сибиряк (1858), Н. Катанова (1904), К. Ельницкого (1895), Д.Г. Мессершмидта (1962), В.В. Радлова (1895), Н. Кострова (1875), в полевых записях В.В. Храмовой (Томилов Н.А., Шаргородский Л.Т. 1991). Сведения эти фрагментарны, часто поверхностны, что, впрочем, оправдывается тем, что авторы и не ставили своей задачей точное и подробное описание именно погребального обряда сибирских татар. Кроме того, подавляющее большинство работ посвящено тобольским и тюменским татарам, отчасти барабинским.

С середины XХ в. на фоне повышения интереса к этнической истории и культуре сибирских татар, появляются и работы, где содержатся уже более подробные сведения о погребальном обряде отдельных групп сибирских татар. Некоторые сведения о таких обрядах у барабинских и томских татар содержатся в работах З.Д. Титовой (1976), Н.А. Томилова (1969, 1978, 1980, 1983), Ф.Т. Валеева (1976,1980). В дальнейшем, ареал изучения погребального обряда расширяется, в него включаются новые группы, появляются работы по курдакско-саргатским татарам (Богомолов В.Б., Томилов Н.А. 1980; Богомолов В.Б., Белич И.В. 1991; Шаргородский Л.Т. 1991).

Более подробно начинает изучаться погребальный обряд барабинских татар (Шаргородский Л.Т. 1984; Томилов Н.А., Шаргородский Л.Т. 1987; Шаргородский Л.Т. 1980; Томилов Н.А., Шаргородский Л.Т. 1990). Появляются интересные исследования по частным проблемам, связанным с погребальными обрядом и комплексами (Белич И.В. 1988; Белич И.В., Шаргородский Л.Т. 1992; Селезнёв А.Г., Мерзликин В.В. 1994; Селезнёв А.Г., Мерзликин В.В. 1994; Богомолов В.Б. 1994; Белич И.В. 1995, 1997). В то же время группа тарских татар до последнего времени оказалась не исследованной, сборы, проводившиеся здесь, были разрозненными и не обобщенными в публикациях. В 1993 г. к этнографическому изучению погребального обряда и погребальных комплексов тарских татар приступил автор настоящей работы. Результаты наших исследований отражены в ряде работ, а так же в ряде совместных публикаций.
В то же время необходимо отметить, что определённые сведения о погребальной практике тарских татар содержатся у Ф.Т. Валеева (1976, 1980). Снижает ценность приводимой информации лишь то, что ссылки автором даются целиком на группу без указания мест сбора. Н.А. Томилов так же упоминает некоторые моменты погребального обряда тарских татар, но как вспомогательный материал для иллюстрации отдельных сюжетов в обрядах описываемых им групп сибирских татар.

Так как наша работа опирается частично и на археологические материалы, мы считаем необходимым охарактеризовать изучение позднесредневековых памятников в Тарском Прииртышье. Краткий историографический обзор изучения археологических комплексов, связанных с тюрками, содержится в работе Б.А.. Коникова (1992). Сведения об изучении позднесредневековых комплексов Среднего Прииртышья содержатся в другой его работе, где, в частности, упомянуто несколько памятников в интересующем нас регионе (1994, с. 290-291). Материалы исследований археологических объектов Тарского Прииртышья содержатся в работах В.И. Матющенко и А.В. Полеводова (1994), В.А. Могильникова (1997), С.С. Тихонова (1992, 1994, 1997), В.В. Дрягина, Б.В. Мельникова, В.В. Яшина (1989) и др.

В целом, интенсивное изучение позднесредневековых памятников Западной и Южной Сибири начато сравнительно недавно, и во многом обращение к этому хронологическому отрезку времени обусловлено разработкой во второй половине XX в. проблем этнической истории и этногенеза современных народов Сибири.

Работы А.П. Дульзона, начатые в 1940 - 1950-е гг. по изучению чулымских тюрок и продолженные на археологических материалах Л.А. Чиндиной (1991), Л.М. Плетнёвой (1990), А.И. Бобровой (1992), О.Б. Беликовой (1996), показали преемственность историко-культурного процесса в Томском и Нарымском Приобье вплоть до современности.

В.И. Молодин в начале 1970-х гг. также обратился к изучению позднесредневековья Барабинской лесостепи с целью выяснить исторические корни барабинских татар. Для этнической интерпретации археологических памятников В.И. Молодин обосновал использование ретроспективного метода, отметив ряд условий, при которых его применение будет наиболее эффективным.

Необходимо отметить отдельные разногласия в концепции этногенеза барабинских татар (см., например: Селезнев А.Г. 1994) и, в целом, этнической картины в предтаежной зоне Обь-Иртышья в позднем средневековье (см., например: Мельников Б.В. 1992, Молодин В.И. 1992). По мнению В.И. Молодина и В.И. Соболева данная ситуация отражает несовершенство междисциплинарного понятийного аппарата (Молодин В.И., Соболев В.И. 1996, с. 21). В этой связи необходимо отметить, что в последние годы группой омских этнографов и археологов разрабатывается концепция этнографо-археологического комплекса (ЭАК), призванная как раз интегрировать археологические и этнографические методы изучения социума. Концепция ЭАК сформулирована В.Б. Богомоловым и Н.А. Томиловым в 1981 г. (Богомолов В.Б., Томилов Н.А. 1981). В уже достаточно цельном виде ЭАК предстает в работах Н.А. Томилова (1993; 1994; 1996; 1997, 1998,  и др.), Н.А. Томилова и С.С. Тихонова (1995), С.С. Тихонова (1996; 1997).

В общем виде данную концепцию можно охарактеризовать как качественно новый этап развития комплексного подхода к изучению традиционной культуры путем объединения и создания интегрированных методов и методик археологии, этнографии, смежных с ними дисциплин. Как следует из определений этого понятия, ЭАК изучается не только с целью этнической атрибуции археологических памятников, но и с целью ретроспективного выяснения преемственности линии культурно-исторического процесса в конкретных регионах (Тихонов С.С. 1996). И здесь, по мнению ряда ученых, ЭАК вплотную соприкасается с понятием "археологического микрорайона" (Матющенко В.И. 1983; 1996; 1997; Татауров С.Ф. 1994, и др.).

Конечно, комплексный характер исследований и использование метода ретроспекции - не новость в археологии и этнографии Сибири. Классической считается работа В.П. Дьяконовой "Погребальный обряд тувинцев как историко-этнографический источник", где рассмотрены возможности соотнесения археологических и этнографических данных по отдельной сфере культуры (1975). Методически интересен подход Д.Г. Савинова к выяснению взаимоотношения археологических объектов, названный им поиском "этнографических ситуаций" в археологии (1994). В последние годы активно разрабатывается направление, связанное с реконструкциями различных явлений культуры в археологии (см., напр.: Бородовский А.П., Глушков И.Г. 1991; Молодин В.И., Глушкова Т.Н., Глушков И.Г. 1991; Глушков И.Г., Собольникова Т.Н. 1996; Кениг А.В. 1995; Захожая Т.М. 1996; Бородовский А.П. 1996, и др.). Собственная интерпретация идей ЭАК содержится в ряде работ В.В.Дрягина, Б.В.Мельникова, В.Б.Яшина (1988, 1989).

Заметным явлением в плане изучения традиционной культуры народов Западной Сибири стал выход серии "Очерки культурогенеза народов Западной Сибири", один из томов которой посвящен именно погребальной обрядности. В нём В.М. Кулемзиным предпринята попытка осмысления накопленных археологами и этнографами материалов в контексте общего направления развития культур, выделения традиционных пластов мировоззрения и определения дальнейшего направления исследований в этой области (1994).

Несколько слов необходимо сказать о происхождении тарских татар. На сегодняшний день существуют две точки зрения на формирование этой этнической общности. Они, впрочем, не слишком разнятся, и касаются некоторых сторон взаимодействия угорского и тюркского населения, что выражается в разнице при оценках этнической принадлежности позднесредневековых памятников бассейна р. Тара. Одна группа исследователей исходит из южно-хантыйского происхождения населения (Корень И.П., Мельников Б.В., Коников Б.А. 1979; Молодин В.И., Соболев В.И., Соловьев А.И. 1990, с. 175). В.А. Могильников, напротив, считает, что тюрки начали проникать в Тарское Прииртышье с IX-X вв. По мнению автора, речь следует вести не столько о вытеснении автохтонного населения, а о наложении на местный угорский субстрат тюркского суперстрата. Масштабной тюркизации регион подвергся лишь после XIII в., что привело к сложению в XVII-XVIII вв. общности, именуемой сейчас тарскими татарами (Могильников В.А. 1992; 1994; 1996; 1997). Сделанный им вывод ученый подкрепляет сведениями, взятыми из работ Б.О. Долгих (1960) и Н.А. Томилова (1981), которые базируясь на анализе письменных источников, сообщают о проживании в этом регионе двух групп тарских татар - аялы и туралы.

Ситуация с этими точками зрения близка к той, которая связана с некоторыми разночтениями по времени возникновения барабинских татар. И здесь представляется достаточно взвешенным мнение В.И. Молодина и его коллег о возможности возникновения на территории контактов различных общностей так называемых "гибридных" образований, сочетающих в себе их черты (Молодин В.И. 1992, с. 83; Молодин В.И., Соболев В.И., Соловьев А.И. 1990, с. 167-168). В контексте же настоящей работы этот аспект проблемы истории тарских татар не является центральным, поэтому мы ограничимся приведенными мнениями.

Для выполнения поставленных задач использованы два вида основных источников, одним из которых явились материалы этнографических экспедиций ТГУ, ОмГУ, Омского филиала ОИИФФ СО РАН, Сибирского филиала РИК и студенческих практик ОмГУ за 1974-1995 гг., хранящиеся в Музее археологии и этнографии ОмГУ.

Основу этнографического источника составляют материалы, полученные в результате целенаправленных сборов по программе А.В. Смоляк, З.П. Соколовой (1988, с. 24-33), адаптированной к обряду сибирских татар автором настоящей работы. В процессе сбора информация проверялась, уточнялись термины, порядок действий, в ряде случаев оказалось возможным сравнение с более ранними (1974, 1982 гг.) материалами, выявлялась специфика представлений, обусловленная этнической принадлежностью информаторов и т.д. В ключевых моментах, которыми, например, были сведения об устройстве погребальных камер, информация проверялась многократно. Необходимо также отметить, что специально была проведена работа по выяснению степени воздействия на обряд служителей культа. В целом необходимо охарактеризовать данный вид источника как достаточно репрезентативный.

Второй вид источников, используемый в данном исследовании - археологические отчеты, в необходимых случаях мы обращались и к полевой документации. Это материалы раскопок 1991, 1993, 1996 гг. курганно-грунтового могильника Бергамак-II (автор раскопок - к.и.н. С.С. Тихонов), содержащие данные о 52 раскопанных могильных комплексах.

Курганно-грунтовой могильник Бергамак-II можно назвать эталонным памятником. В его культурном слое содержатся незначительные вкрапления, возможно от небольшого поселения бронзового века. Комплекс изначально изучался как одно целое, специфика его формирования позволила охватить исследованием самые разные типы захоронений. Важным условием оказалась и полная доступность полевой документации, а также участие автора данной работы в изучении могильника в 1993, 1996 гг. Все это позволило рассматривать могильник Бергамак-II как отправную точку, результаты исследования которого можно будет распространить в дальнейшем на другие могильники в низовьях р. Тара.

В ходе исследования привлекались и дополнительные источники. Среди них необходимо выделить лингвистические материалы, которые используются нами для выявления этнокультурных пластов в погребальном обряде тарских татар. Это материалы по языку сибирских татар в целом, и в особенности, тарскому говору тоболо-иртышского диалекта. Мы использовали "Словарь диалектов сибирских татар" Д.Г. Тумашевой (1992), а также тот терминологический материал, который нам удалось собрать в ходе экспедиционных работ и выделить из полевых этнографических материалов, хранящихся в МАЭ ОмГУ. Кроме того, использовались лингвистические материалы по тюркским языкам вообще. Учитывая специфику данного исследования, автор так же обращался к арабскому и к персидскому языку. Нами использовались: "Арабско-русский словарь" (1962), "Киргизско-русский словарь" (1940), "Персидско-русский словарь" (1953), "Русско-арабский словарь" (1959), "Русско-киргизский словарь" (1957), "Русско-турецкий словарь" (1946), "Русско-узбекский словарь" (1954), "Татарско-русский словарь" (1966), "Турецко-русский словарь" (1945), "Узбекско-русский словарь" (1959), а также "Древнетюркский словарь" (1969).

К дополнительным источникам относятся сведения о названиях тугумов - групп родственников, исторический фольклор, народные знания о разных исторических событиях, сохранившиеся в памяти татарского населения и др. Все эти материалы хранятся в Музее археологии и этнографии Омского государственного университета.

И, наконец, в качестве дополнительного источника выступают работы антропологов, археологов, историков, лингвистов и этнографов, содержащие сведения об этническом составе и этнической истории и культуре сибирских татар, народов Сибири и Средней Азии.

Методологической основой диссертации являются разработанные в отечественной науке понятия культуры, погребального обряда, а также понятийный аппарат для интеграции археологии и этнографии, разрабатываемый Д.Г.Савиновым (1994), Н.А. Томиловым (1993, 1996) и рядом других исследователей.

В этой связи необходимо отметить, что в отечественной науке принято определение культуры как внебиологически выработанный и передаваемый способ человеческой деятельности (Маркарян Э.С. 1969). В контексте этого определения разработаны и такие понятия как традиционно-бытовая культура (Бромлей Ю.В. 1973, Томилов Н.А. 1993). Наиболее исчерпывающими определениями в той области традиционной культуры, которая относится к обрядам перевода из мира реального в мир потусторонний, по нашему мнению, являются определения погребального обряда, практики и комплекса, данные В.С. Ольховским (1986; 1993).

В данной работе применён методический прием, суть которого состоит в "выстраивании" конкретно-исторического фона существования группы изучаемых археологических и этнографических комплексов. Фактически это выразилось в реконструкции перемещения одной локальной группы населения по цепи последовательно существующих памятников: поселение Бергамак-III и могильник Бергамак-II - поселение Бергамак XXIII ("Старые Юрты") - современная д. Юрт-Бергамак и ее некрополь. Таким образом, была локализована во времени и пространстве одна группа населения, входящая в современную этническую общность аялынских татар. Необходимо заметить, что этот подход есть развитие идеи Д.Г.Савинова о поиске "этнографических ситуаций" в археологии (1994). Упомянутая последовательность существования археологических объектов послужила тем "скелетом", на который были наложены этнографические данные, собранные в низовьях р. Тара.

При сборе материала были использовались традиционные методы полевой этнографической работы: интервьюирования, непосредственного наблюдения, научного описания и картографирования. Методика описания и картографирования современных некрополей создана усилиями ряда омских исследователей, в том числе и автора настоящей работы. При анализе этнографического и археологического материала использовались методы систематизации, классификации, реконструкции и исторической ретроспекции.

Научная новизна исследования заключается, во-первых, в заполнении имеющейся лакуны в изучении погребального обряда сибирских татар; во-вторых, в создании базы для реконструкции древнего мировоззрения и обрядовых действий на основе предложенного методического приема интеграции археологических, этнографических и других материалов; в-третьих, в вовлечении в научный оборот новых источников, прежде всего, результатов обследований современных некрополей.

Практическая значимость исследования состоит в том, что основные положения диссертации могут быть привлечены при подготовке научных статей и монографий, учебных пособий, лекционных курсов, а так же при проведении краеведческой работы.

Результаты исследования апробированы на международных, всесоюзных, всероссийских и региональных конференциях. Различные аспекты диссертации докладывались на II, III, IV Всероссийских научных семинарах "Интеграция археологических и этнографических исследований (Омск, 1994,  1995 гг.; Новосибирск, 1996 г.), VI и VII Международных научных семинарах "Интеграция археологических и этнографических исследований" (Санкт-Петербург, 1998 г.; Москва, 1999 г.), III Международной научно конференции "Россия и Восток: Проблемы взаимодействия" (Челябинск, 1995 г.), Третьих и Четвертых исторических чтений памяти Михаила Петровича Грязнова (Омск, 1995, 1997 гг.), Третьем научно-практическом семинаре Западно-Сибирского регионального вузовского центра по народной культуре (Омск, 1996 г.), IV Международной научной конференции "Этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий" (Омск, 1998 г.), I Сибирском симпозиуме "Культурное наследие народов Западной Сибири" (Тобольск, 1998 г.). Всего по теме диссертации опубликовано 16 работ.

Структура работы. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованной литературы. В серии приложений помещены классификация надмогильных сооружений сибирских татар, иллюстрации этнографических и археологических материалов, список информаторов и населённых пунктов.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе "Погребальный обряд тюркского населения низовьев Тары в  XVII - середине XIX вв." систематизируются археологические материалы могильника Бергамак-II с точки зрения реконструкции содержания и структуры погребального обряда, а так же реконструкции некоторых элементов мировоззрения. Произведена датировка ряда погребений, что позволило сгруппировать все изученные объекты в связи с хронологическими этапами существования памятника.

В этой главе диссертации выполнены исходные процедуры, определённые принятым подходом исследования. В частности, была доказана взаимосвязь комплексов Бергамак-III - Бергамак-II - Бергамак-XXIII(Старые Юрты) и деревни Юрт-Бергамак и её некрополя. Далее мы систематизировали находящиеся в нашем распоряжении археологические данные, которые были структурированы по блокам формальных признаков, наиболее полно описывающих изучаемые объекты. Рассмотрены вещевые комплексы и в некоторых случаях произведена примерная реконструкция одежды, обуви и головных уборов. Выделены комплексы захоронений по количеству обнаруженных в них вещей ("богатые", "скудные" и безинвентарные). Среди погребений выявлена группа с размерами, превышающими средние для данного некрополя. Границы группы не совпадают с "богатыми" захоронениями.

Часть исследованных могильных комплексов содержала счётные жетоны нюрнбергских мастеров-медальеров. Этот нумизматический материал благодаря работам В.И. Молодина (1979), Б.В. Мельникова (1989,1991), О.В. Милищенко (1990) может выступать датирующим материалом.

Выполненный комплекс исследовательских процедур позволил хронологически разделить всю совокупность объектов на 3 группы, которые соответствуют этапам эволюции овеществлённых элементов погребального обряда предков аялынцев.

К первому этапу мы отнесли погребения под насыпями 1 и 2 типов. Холмы оконтурены ровиками, часто с перемычками в СЗ и З части. На поверхности холма фиксируются западины. Ориентация могильной ямы в большинстве случаев совпадает с ориентацией холма. Зафиксирована ориентация ЗВ, ЗСЗ-ВЮВ, ЗЮЗ-ВСВ. Стенки могильной ямы варьируют от наклонных к вертикальным, форма ямы в плане - от овальной к подпрямоугольной с округлыми краями. Надмогильные и внутримогильные сооружения представлены рамами, срубами, различными вариантами перекрытий, колодами. Практически все срубы носят следы огня, в погребальном обряде используется береста (подстилки, обертки). Вариации в ориентации костяков - от ЗСЗ к З, небольшое количество ориентировано по линии ЗЮЗ. В положении черепа выявлено несколько основных позиций: глазницами на С (СВ), Ю (ЮЗ), "прямо-вверх". Судя по положению нижней челюсти умерших, нами сделано предположение о подкладке под голову. Из анализа положения ключиц сделан вывод о наличии плотной обертки вокруг части умерших. Положение рук умерших также, видимо, неслучайно и представляет собой различные варианты размещения в области таза.

Часть могил содержала вещевые комплексы ("богатые" и "скудные"), которые были интерпретированы нами как остатки одежды и обуви; вещевой инвентарь, как в мужских, так и в женских погребениях, имеет явно сопроводительный характер. В части могил (детских и взрослых) такой инвентарь отсутствовал. Это, видимо, свидетельствует о существовании социальной стратификации у населения, оставившего данный могильник. Детские погребения, по всей видимости, в основной массе совершались в неглубоких могилах (иногда были грунтовыми), без инвентаря; обнаруженный в некоторых детских захоронениях инвентарь мы интерпретировали как различные обереги. По нашему мнению, для одной из традиций в погребении описываемого комплекса характерно и размещение некоторых предметов: сосудов, костей животных, ножей и т.д. в ровиках и теле надмогильной насыпи. Активно в погребальном обряде использовался огонь, что выразилось в окуривании могильных ям (обгорелые плашки на дне могил), частичном сожжении надмогильных сооружений. Вполне вероятным кажется отнесение к этой группе и коллективного погребения (М. 19), многомогильных комплексов, и кенотафа (М. 32), которые по своим характеристикам также укладываются в описанные параметры. Все вышеперечисленное позволяет отнести данную совокупность к ранним этапам существования могильника; используя наши датировки, это конец XVI - конец XVII в.

Второй этап характеризует группа захоронений совершенная под насыпями 4 и 5 типов. На поверхности холмов в большинстве случаев фиксируются западины. Ориентация могильной ямы - ЗСЗ-ВЮВ, З-В и характер стенок остается прежним (как и в первой группе). Надмогильные и внутримогильные сооружения представлены расположенными как на уровне дневной поверхности, так и в могильной яме. Пожалуй, наиболее специфическим элементом здесь является доска с бортиками из М. 20, которая весьма напоминает современные доски для обмывания, бытующие у тарских татар. Ориентация костяков аналогична ориентации могильных ям - так же, как и в первой группе, здесь встречаются различные варианты уже описанных положений черепа, нижней челюсти, ключиц и рук. Вещевые комплексы либо отсутствуют, либо представлены "скудными". Детские погребения по-прежнему совершаются в неглубоких ямах, без инвентаря, часть из них грунтовые. Зафиксировано использование огня, бересты в погребальном обряде, отсутствуют предметы в надмогильном холме и околомогильном пространстве. К этой группе отнесен второй кенотаф (М. 25), коллективные погребения и многомогильные комплексы не выявлены. Все это позволяет отнести данную группу погребений к концу XVII - концу XVIII в.

Погребения, отнесённые к третьему этапу, практически не исследованы и представлены только двумя погребениями (М. 28, 37). Оба этих погребения мы отнесли к "условно-взрослой" группе. Они характеризуются отсутствием надмогильной насыпи и ровиков. Ориентация могильной ямы - ЗСЗ-ВЮВ и ЗЮЗ-ВСВ. Форма могилы и ее стенок аналогична двум предыдущим группам. То же, вероятно, можно сказать об ориентации костяков, положении черепа, ключиц и рук. Сооружение, отнесенное нами в данной работе к разряду надмогильных, обнаружено в этой группе захоронений только одно - плаха на уровне материка. Малое количество погребений не дает возможности судить о других анализируемых нами параметрах. Вещевой комплекс, представленный предметами украшений в одном из погребений, позволяет отнести его к женским. Возможно, частично имеющиеся раскопанные грунтовые детские погребения можно отнести и к этой группе захоронений. В целом же эта группа погребений, пока выделенная больше гипотетически, должна занимать хронологический период с конца XVIII до середины XIX в.

Во второй главе "Погребальный обряд тюркского населения низовьев реки Тара в конце XIX-XX вв." изложены этнографические материалы по погребальному обряду и погребальным комплексам тюркоязычного населения низовьев р. Тара. Рассматривается как структура и содержание погребального обряда, так и информация, "овеществлённая" в погребальных комплексах.

Погребальные и прощально-поминальные обряды, которые практикуются в настоящее время, представляют собой сложное явление культуры, в котором выделяются привнесённые элементы и местная основа. Этнокультурные явления, которые мы отнесли к привнесённым, хорошо выявляются на терминологическом уровне, а также в практической стороне обрядовых действий. Наиболее очевидные из них проявляются в комплексе погребальной одежды, участии в обряде мусульманских священнослужителей и чтении молитв, сопровождении умершего специально заготовленными ответами, выносе тела ногами вперёд, запрете участия в церемонии погребения женщин, ориентации на Киблу, раздаче милостыни деньгами, современном ритуале проведении поминок. В области мировоззрения данные явления выразились в нивелировке предсталений о трёхчленности строения вселенной, исчезновении представлений о множественности жизненных сил человека, трансформации представлений о загробном существовании в образ рая. На некрополях описываемый пласт культуры отразился в изготовлении надмогильных сооружений в виде деревянных оград-штакетников и металлических оград, их имитирующих, появлении под частью таких сооружений чурочек-подставок, что отражает эволюцию традиции отношения к надмогильным сооружениям в сторону как можно большего их сохранения, устройстве могильной ямы с подбоем, помещении на сооружение шеста с полумесяцем или его имитации. К несомненным инокультурным новациям следует отнести надписи на надмогильных конструкциях и их окраску.

Местные элементы культуры проявляются в реликтах почитания неба, представлении возможности отделения души от человека и связанную с ними веру в блуждающие, неуспокоившиеся души. Кроме того, сюда же необходимо отнести различие в ориентации покойного при нахождении в доме, выносе головой, возможностью зажигать на кладбище огонь, выявленное разнообразие устройства могильной камеры, соотнесение живыми могилы с жилищем умершего, что отразилось в терминологии.

В материальной культуре к таковым можно отнести совпадение некоторых терминов погребальной одежды с реальными частями одежды, бытовавшей ранее, использование острых предметов из железа как оберегов. Некоторые архаичные элементы выявил анализ некрополей. Это, прежде всего, расположение кладбищ, когда они отделены от поселений различными преградами, на них зафиксированы специальные места для захоронения групп родственников, выявленные на некоторых кладбищах объекты, существенно превышающие средние размеры, наличие "престижных" мест на некрополях, свидетельствующих о репликах социальной иерархии.

Третья глава "Погребальный обряд аялынской группы тарских татар и их предков в исторической динамике (XVII - XX вв.)" посвящена реконструкции структуры и содержания погребального обряда и связанных с ним представлений на основе объединения археологических и этнографических материалов.

Установленная взаимосвязь упомянутых археологических комплексов (поселений и могильника), археологические и этнографические данные, собранные в низовьях р. Тара, позволили нам реконструировать некоторые элементы структуры и содержания погребального обряда изучаемой общности в XVII-XX вв. По аналогии с современными обрядовыми действиями нами реконструирована последовательность по погребению умершего в более раннее время. В этих построениях, разумеется, центральное место уделено восстановлению примерной последовательности действий, выполняющихся на некрополе. Тем не менее, представляется совершенно оправданным сделанное заключение о том, что с телом умершего выполняли некоторые процедуры и до захоронения. Речь идёт об отнесённой к 1 этапу существования памятника традиции различного размещения рук умерших в области таза. Выводы о появлении на 2 и 3 этапах существования могильника специальной погребальной одежды проиллюстрированы сравнительным сопоставлением лексических материалов по погребальной одежде и тканям для её изготовления с комплексами одежды, бытовавшими у курдакско-саргатских татар в конце XIX - первой трети XX в.

Процедура приготовления могилы так же рассмотрена в контексте выявленных этапов существования могильника. Для первого этапа характерно сооружение массивных насыпей над захоронениями, что позволило сделать вывод о том, что землю для их отсыпки брали со стороны, далее подобная традиция исчезает. Приёмы захоронения третьего этапа существования памятника, по нашему мнению, уже достаточно близки к современным.

Рассматривая ориентацию погребений комплекса Бергамак-II мы пришли к выводу, что при приготовлении могил руководствовались какими-то устойчивыми ориентирами. Наиболее вероятным репером представляется положение солнца во время (сезон) захоронения. Некоторые параллели проведены между такими деталями погребального обряда как активное использование огня на раннем (1) этапе существования могильника и сведениями о возможности разжигания костров на современных некрополях. Так же мы склонны считать артефакт из М.22 аналогом современных досок для обмывания и переноски умершего.

Для завершающей фазы захоронения нами выделено два сценария, которые согласно нашим выводам сосуществовали на 1 и 2 этапах функционирования могильника, затем трансформировались в традицию совершения грунтовых погребений. При рассмотрении этой фазы погребального обряда было доказано, что зафиксированные в теле некоторых надмогильных холмов срубы находят убедительные аналогии (по форме, конструкции, способам изготовления) с современными срубными оградками тюркского населения низовий р. Тара.

Материальные следы действий, интерпретированные нами как остатки тризн, изучение прощально-поминального цикла у аялынцев, обобщение сведений из литературы, позволили выявить древнюю основу прощально-поминального цикла, который представляется возможным распостранить и на XVII-XVIII вв. К этому циклу мы отнесли тризну сразу после захоронения, поминальный цикл через 7, 40(49) дней и один год после погребения. Рассмотрены некоторые факты, которые можно объяснить как реликты общения с умершим в настоящее время и следы подобных действий на могильнике БГ-II.

Вся совокупность исследовательских процедур, выполненная с материалами, позволила выявить ряд архаических черт в мировоззрении аялынцев и реконструировать некоторые его элементы у их возможных предков. Так, сопоставив наши материалы, мы пришли к выводу о существовании у изучаемой этнической общности трёхчленной картины устройства мира. Реликты такого членения вселенной наблюдаются в репликах почитания неба, зафиксированных терминологически и в ряде ритуалов. Особое внимание мы обратили на среднюю часть вселенной, представленную в мировоззрении аялынцев в виде комплекса архаических представлений о взаимодействии общины живых и мёртвых. Наглядно они проявляются в наличии возраста "перехода" из мира реального в потусторонний. Сделанные выводы экстраполированы на археологические артефакты, которые по нашему мнению, соответствуют таким представлениям. Достаточно хорошо взаимосвязь между живыми и мёртвыми, средней и нижней частями мира, прослеживается и по линии "поселения живых - кладбища", "жилище живых - могила (надмогильные сооружения)". На материалах комплексов Бергамак-III, Бергамак-II, д. Юрт-Бергамак и её некрополя прослежена эволюция традиций сооружения над- и внутримогильных сооружений и устройства могильной ямы с XVII до конца XX вв.

Основные выводы и итоги исследования изложены в заключении. В целом, необходимо констатировать, что цель нашей работы достигнута. В методическом отношении применённый подход сопоставления археологических комплексов позднего средневековья-нового времени и современных поселений с их некрополями применительно к аборигенному населению Сибири представляется достаточно плодотворным. Реконструированные элементы мировоззрения (или линии культурных традиций) изучаемой общности сулят при продолжении исследований в этом направлении получение интересных результатов по малоисследованным областям традиционной культуры аборигенного населения Сибири. Что касается дальнейшего анализа этнокультурных наслоений (пластов) в той области традиционной культуры, которая связана с погребальными обрядами и комплексами, как нам кажется, здесь возможно сопоставление некоторых из них с влиянием различных этнических компонентов, которые вошли в состав тарских татар уже в новое и новейшее время (или повлияли на культуру этой группы). Но, как и при анализе археологических материалов с той же целью, подобные работы требуют расширения источниковой базы, что мы и планируем предпринять в дальнейшем.

Характеризуя частные методики, применённые нами, отметим эффективность разработанной методики изучения некрополей и плодотворность применённых способов анализа археологических материалов прогребальных комплексов. В качестве перспективного направления нашей работы укажем на необходимость "связывания " существующих в настоящее время населённых пунктов тарских татар с обнаруженными в районе исследования поселениями и могильниками позднего средневековья, нового времени. Разумеется, в каждом конкретном случае необходимо проведение самых широких комплексных исследований.

В целом, необходимо отметить, что цель работы выполнена.

Положения диссертации нашли своё отражение в следующих публикациях.

1. Надмогильные сооружения кладбища д. Инцисс Муромцевского района Омской области (попытка анализа массовых материалов) // Археологические микрорайоны Западной Сибири. - Омск, 1994. -Ч. 2. - С. 114-116.

2. Об особенностях погребальных сооружений тоболо-иртышских татар // Третьи исторические чтения памяти М.П. Грязнова.- Омск, 1995. - С. 122-126. - (В соавт. с А.Г. Селезневым, В.В. Мерзликиным).

3. Погребальные комплексы тарских татар: проблемы интерпретации различий (Предварительные результаты) // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. - Челябинск, 1995. - Ч. III. - С. 160-163.

4. Некоторые особенности устройства могильной камеры тарских татар (ареал распространения) // Интеграция археологических и этнографических исследований  - Омск, 1995. - Ч. 2. - С. 45 - 47.

5. Некрополь тарских татар как феномен культуры(проблема выработки методики исследования) // Материалы третьего научно-практического семинара Западно-Сибирского регионального вузовского центра по народной культуре. - Омск, 1996. - С. 76-79.

6. Зиярат деревни Инцисс (Муромцевский район Омской области) // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума.  - Новосибирск, 1996. - Т. 1: Культура тарских татар. - С. 117-148.

7. Современные кладбища тарских татар: особенности планиграфии // История и культура Сибири. - Омск, 1996. - С. 37.

8. Надмогильные сооружения могильника XVII-XVIII вв. Бергамак-II (опыт поиска современных аналогий) // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск; Новосибирск, 1996. - Ч. 2. - С. 37-40. - (В соавт. с С.Ф. Татауровым).

9. Погребальный комплекс у деревни Юрт-Бергамак // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума.  - Т. 1: Культура тарских татар. - Новосибирск, 1996. - С. 149-183. - (В соавт. с А.Г. Селезневым, В.В. Мерзликиным).

10. Сруб в земле и сруб на поверхности: возможная интерпретация эволюции способов постройки надмогильных сооружений тарских татар // Четвертые исторические чтения памяти М.П. Грязнова. - Омск, 1997. - С. 73-74. 

11. Планиграфия и ориентация татарских  поселений и могильников // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума. - Новосибирск, 1997. - Т. 2. - С. 91-118. - (В соавт. с С.Ф. Татауровым).

12. Погребальный комплекс у деревни Берняжка // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума.  - Новосибирск, 1998. - Т. 3: Культура тарских татар и русских. - С. 161-216.

13. Современные погребальные комплексы: возможности изучения планиграфии // Интеграция археологических и этнографических исследований.  - Омск; СПб, 1998. - Ч. 1. - С. 122-124.

14. Некрополи сибирских татар: возможности изучения этносоциальной дифференциации // Интеграция археологических и этнографических исследований. -Омск; СПб, 1998. - Ч. 1. - С. 124-127. - (В соавт с С.Н. Корусенко).

15. Общение с умершим у тарских татар (Опыт прочтения одной находки) // Этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий. - Омск, 1998. - С. 143-145.

16. Опыт реконструкции мировоззрения тюркского населения низовий Тары XVII-XIX вв. // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск; Москва, 1999. - С. 215-217.