Глава II. Ткань как целое и часть

§1. Труба - отрез - лоскут

Изучение соотношения целого и части является одним из элементов изучения большого круга проблем, связанных с признаковым пространством культуры [1 ]. В лингвистике отношение, устанавливающееся в корреляции часть-целое, связывает имя некого объекта с именами его частей. Целью данной главы является соотнесение семантики целого объекта с семантикой его частей: семантики полотна и его частей.

Необходимо, прежде всего, пояснить термины, вынесенные в заголовок параграфа. Труба-отрез-лоскут - схема, демонстрирующая последовательность перехода от "целого" предмета к его части. Готовая ткань на стане, а также одежда из нее называлась полотном, холстом, холстиком, холстами, холщой, холщевиной, холщиной, холщей и др. [2] Труба (трубица, трубичка) - рулон холста. "Холст мотали трубами", "у меня труба одна есть белая-белая", "труба льняного холста у меня; я ее в музей отдала, да что-то нет там его", "нитки-то всяки: белы, красны. Шесть трубиц - шесть цветов" [3]. Отрез - достаточно большой кусок ткани для какой-либо одежды. Отрез воспринимается еще как ткань, но он уже утратил присущую полотну целостность. Лоскут (лоскутина, лоскутинка) - маленький кусок материи. Интересно, что этим же термином обозначают и небольшой обрабатываемый кусок земли, и облака: "Это лоскуты разорвались, облака, значит" [4 ].

Целостность на уровне традиционного сознания представляет собой совокупность и связь. Ю.Ю. Карпов приводит пример из верований грузин-ингилойцев, иллюстрирующий народное представление о целостности: "В новогоднюю ночь хозяйка торопливо прядет шерсть, а хозяин развлекает ее беседой. Кончив работу, оба они подкрадываются к спящим детям, вынимают из-под одеяла их руки, обвивают вокруг кисти руки пряжу, завязывают ее концы и в таком же положении обвязывают ниткой всю посуду и главный столб "деда-бодзи" (мать-столб), поддерживающий избу. Этой кольцеобразно обвивающей руки и предметы ниткой ингилойцы символически выражают желание, чтобы все члены их семейства и их состояние остались целыми и невредимыми. С руки эта нитка не снимается в течение 3 дней" [5 ].

Мифотворческое сознание и само по себе носит цельный, нерасчлененный характер: словарные, вещные, действенные формы параллельны. Содержание мифа смыкается с его коммуникативными реализациями. Такое единство очевидно на приведенных ниже примерах.

Пространство природы, не тронутое человеком, является целым. Целым является небо, часто сравниваемое в загадках с платком, шубенкой, рогожкой, ковром, скатертью [6]. Главным признаком здесь является бескрайность, неизмеримость. Измерение ассоциируется с обладанием, небом же обладать невозможно. А.А. Потебня свидетельствует, что такое положение вещей отражается в данных языка. Существуют понятие идти целком, целиком, идти без проложенной дороги, если небо сравнивается с дорожкой, то это нехоженая дорога. На это указывает и сербское циелац - снег, на котором не видно следов, вятское целок - сугроб [7 ]. Еще одним примером отражения идеи целого является загадка "скатерть бела - весь мир одела (застлала)".

Фото 3. 

Лингвистические данные свидетельствуют о наличии связи между концептами чистый и целый, полный. Древнерусское значение слова целый - "здоровый, ясный, светлый; чистый, непорочный; неповрежденный, нетронутый; чистый, без примеси [8 ]. Отождествление понятий целый, новый, первый, чистый несет в себе идею чистоты как отсутствия каких-либо знаков, признаков, качеств: это может быть предмет, только что сделанный, никем еще не использованный, неначатый. Основа этих сопоставлений - в уверенности, что любое прикосновение, взгляд или даже мысль о предмете оставляет на нем след, поэтому чистым в магическом смысле может быт только предмет неизвестный, неопознанный.

Фото 4. 

Еще один аспект ритуальной чистоты - ее общность, принадлежность всем и никому в отдельности. Здесь берет начало вера в чистоту и святость общих ритуальных трапез, братчин, совместных молений, складчин. Обыденные предметы являются примером общих и ничьих вещей, важных для всех в одинаковой степени общих обрядов. Обыденный предмет чист, нов, он обладает огромной силой целой нетронутой вещи. По признаку целостности он подобен миру, каким тот был до эпидемии или других катаклизмов, с которыми обыденный предмет борется. Именно признак целостности, объединяющий в себе также признаки новизны, чистоты, делает обыденный предмет таким мощным оберегом. Известно применение в качестве апотропея в свадебном обряде рыболовной сети, в которую замотана невеста. Рыболовная сеть - целый предмет, несмотря на прозрачность, значит, даже невидимая целостность сохраняет свои свойства.

В современной культуре целому противопоставляется частное, а для традиционного мышления противоположностью целого является доля во всех значениях, которые принимает этот термин.

Представление "доли" - одно из самых значимых и действенных в славянской культурной традиции, и архаично-языческой, и народно-христианской. Поверья о доле, этическая философия, в центр которой поставлена идея доли - идеологический ярус действия этого представления. На материально-бытовом уровне его можно узнать, например, в ежедневном ритуале деления хлеба (еды) за общей трапезой в традиционной крестьянской семье. Как все центральные символы традиции, "доля" реализуется в самых разных пластах реальности и входит в смысловые связи с множеством других разномасштабных символов.

Самые архаичные элементы семантики "доли" открывает обрядовый материал. Тема "доли" оказывается определяющей для всего построения обряда, его функциональной, предметной, действенной, терминологической системы [9]. Русское слово доля входит в семантическое поле слов, уже утративших непосредственную связь со своим этимологическим значением, мы читаем их как семантический архаизм - но именно он актуален в контексте обряда [10 ].

Исходно доля, часть и даже счастье нейтральны относительно оппозиции хороший/плохой и могут называть оба вида судьбы, и "фортуну", и "фатум". Важнее здесь другая оппозиция: свой/чужой, в которой "доля" со всей определенностью отнесена к своему [11]. "Доля, удел в славянской картине мира могут быть верно поняты, если сознавать, что "предопределенность", заключенная в их смысле действует не только "по вертикали", но и "по горизонтали": доля - часть некоего целого, доставшаяся отдельному человеку и находящаяся во взаимозависимой связи с другими частями, долями" [12 ].

Семантический мотив "части", "дележа" присутствует в разных терминах погребального обряда. Само славянское смерть несет в себе исходную семантику "наделенности долей", так что фразеологизм своя смерть просто дублирует ее. Также доказывается и родство терминов покойник и убогий. И действительно, нищий в обряде - это "заместитель" покойного, получающий его долю; вообще нищий у славян, как известно, (также гость, чуженин) окружен значением "божества", "обожествленного предка". Об этом свидетельствует и обрядовое попрошайничество колядовщиков, "гостей из страны мертвых". С темой "нищеты умершего" связан мотив голода в обряде, удовлетворению которого посвящены "кормление могилы", "угощение души" на поминках и др. При этом умершие, в контраст своей "нищете", почитаются источником всякого изобилия.

Исполнители погребального обряда отчетливо видят в нем деление живых с мертвыми, выделение его доли. Особенно это явно в похоронах девушки, приданное которой раздается подругам. Обрядовые жертвы, имеющие исходный смысл "выделения доли", могут получать иную мотивировку: "На том свете человеку принадлежит все, что он при жизни роздал, а также все, что роздали за него". Это: а) дом, заменой которого являются гроб и могила; б) скот (судьба коровы связана с судьбой хозяйки, корову-нетель отдают нищему: коровку покойнику); в) лошадь (душу припадаиць в лошадь, поэтому 3 дня после погребения лошадь не работает и отводится на гумно, чтобы не томить души нябощика); г) свадебная одежда (ее кладут в гроб замужней женщине, какие-то вещи могут быть уничтожены или "похоронены", отправлены по сточной воде, отданы нищим, или употреблены после различных очищений: омовения, "отпевания петухами" и под.); д) хлеб (хлеб, зерно активно используют в обряде, в т.ч. раздают гостям); е) деньги (интересно, что более существенной формой оплаты обрядового труда в сравнении с деньгами-монетами (которые используются как "плата за перевоз", "выкупление места", "подорожна") является холст: цельное полотно, полотенца, платки, фартуки, т.е. архаичные женские деньги славянской традиции; ж) кровные связи (разрыв связи с умершим) [13 ].

Таким образом, описанный в перспективе темы "доли", погребальный обряд можно определить как раздел, деление живых с умершим, души с телом, области смерти с областью жизни - и затем, путь души в соответствии с ее долей, в область смерти.

Если рассматривать ткачество в контексте противопоставления природа/культура, то "логика развития этого культурного феномена предстает в виде живого процесса, в котором нить, выходящая из природной стихии, стремится к своему собственному организованному устойчивому пространству - ткани" [14 ]. Витье и плетение предстает как форма моделирования культурного "порядка", противостоящего природным хаотическим силам.

Фото 5.

О.В. Лысенко считает, что каждый последующий этап развития ткачества содержит в себе элементы предыдущего, причем идет заведомая акцентуация на этих пережитках. Широко известно ритуальное полотенце "Рушник свата", хранящееся в Государственном музее этнографии. Особенность этого предмета в том, что к традиционному полотнищу полотенца прикреплен небольшой кусочек пояса. Этот пример иллюстрирует последовательное включение в культурный текст элементов ткачества разной сложности.

Интересно влияние вышивки на объекты из ткани. Существует мнение, что первоначально целью вышивки являлось создание четкой границы между частями одежды, маркирование кромки тканого изделия (как полотенца) или деталей кроя. Изделие с вышивкой приобретает законченный характер и целостность. Кроме того, зачастую вышивка делает акцент на космологических параллелях: так, наиболее распространенными мотивами русской народной вышивки являются изображения женщин, птиц, оленей и подобные, находящие отражение в мифе [15 ].

Если нить - судьба, дорога, жизненный путь; то полотно - весь мир, в этом одна из причин его (полотна) целостности. Каждый день женщина воспроизводит мир во всей его хаотичности, непонятности для человека. Идея ритмов перехода, кругов вращения реализуется одинаково и в мифе об Осирисе, и в ткачестве.

Важно выяснить, передаются ли, и каким образом признаки и значения целого полотна на его части. Одной из таких частей является пояс, но он одновременно и целая самостоятельная вещь, сейчас же нас интересуют отрезы и лоскуты, то, что получено при разрезании, раскрое ткани, и отходы, не пригодные для изготовления одежды.

Наиболее интересно использование таких частей ткани в качестве дара и жертвоприношения. Так, например, отрез является очень ценным подарком, его преподносят родственникам, лицам, участвующим в обрядах в активных ролях, в благодарность за какие-либо услуги и в других случаях. Очевидно, что лоскут, обрывок ткани не может быть подарен, он не имеет никакой ценности ни для кого, кроме хозяина, которому жаль выбросить, казалось бы, ненужные лоскутки. Однако лоскут может быть использован, и таких ситуаций несколько.

Фото 6.

Очень часто кусочки ткани (или целые тканые изделия: ленты, пояса, платки, полотенца, простыни и т.п.), шерсть и лен встречаются среди "обетов". Их привязывают к деревьям, кладут на почитаемые камни. Хотя приношение тканых изделий могло быть и обрядом, обязательным для всех богомольцев, собиравшихся на праздник в почитаемое место, чаще всего оно носило окказиональный характер и было направлено на преодоление того или иного кризиса (например, болезни) [16 ]. Такие кусочки являются знаком их хозяина. Они указывают на то, что хозяин был здесь, напоминают о его просьбе. По своей функциональной нагрузке привязываемые лоскуты очень близки к вотивам, металлическим, керамическим, вышитым или деревянным изображениям человека или частей его тела, приносимым к святым местам с целью исцеления от болезней. Таким образом, лоскут несет информацию о своем хозяине, маркирует его пожелание.

Фото 7.

Лоскуты или маленькие кусочки ткани могут быть использованы при изготовлении некоторых элементов одежды, декоративных обтачек и др. Интересно, что одежда не может изготовляться из цельного куска с наименьшим количеством швов, более того, некоторые детали одежды имеют вставки в тех местах, где это технологически неоправданно. Такова вставка в поневе. Наличие этой вставки оправдывается постоянным ношением фартука, закрывающего ее. Фартук относится к тем элементам одежды, которые несут типично женские признаки. Фартук используется в магии плодородия, где отражает участие женщины в символическом акте оплодотворения-сева. Мужчина, сеющий лен, снимает с себя одежду кроме рубахи и надевает фартук своей жены. Этот фартук заменяет присутствие женщины во время сева.

Фото 8.

Итак, фартук закрывает вставку на поневе, выйти без него из дома неприлично, женщина без фартука является голой, опасной. Следовательно, вставка на поневе не делает женщину одетой, в этом отличие вставки от одежды из целого куска.

Фартук, напротив, является преградой, он закрывает наиболее "опасную" часть тела женщины от окружающих, противодействуя вредным влияниям с той и с другой стороны. В этом отношении показателен обычай привязывать фартук к намогильному кресту (как полотенце) [17 ].

Лоскутки могут быть атрибутом колдуна, который хранит их в специальной маленькой коробке, с их помощью колдун может передавать свое знание [18]. Известно народное средство от эпилепсии: эпилепсию "хоронят", отрезая кусок ткани от рубахи больного и помещая в гроб к покойнику [19 ]. Подобным образом осуществляется передача других болезней.

Таким образом, лоскуты, куски, одежда из кусков не обладает апотропейными свойствами целой ткани и одежды, так как не отвечают главному требованию, предъявляемому к оберегу, не являются самодостаточной, целой вещью. Однако лоскутки ткани находятся в связи со своим хозяином и с целой вещью, от которой они отрезаны.

Для рассмотрения сущности ткачества как архетипа и его места в модели мира русских следует перейти от бытовых представлений к другому их уровню, более абстрактному и более глубинному, где он является элементом сложной системы, выполняющим свои особые функции.

"В содержательном плане архетипическая модель мира ориентируется на предельную космологизированность сущего и тем самым на описание космологизированного modus vivendi и основных параметров Вселенной - пространственно-временных, причинных, этических, количественных, семантических, персональных" [20 ]. Для представления этого обширного разнообразного и сложного комплекса выработан способ описания с помощью бинарных оппозиций. При всей полезности и несомненности бинарных оппозиций они недостаточны для того, чтобы выразить суть мира, суть жизни, которые требуют для своего описания каких-то уравновешивающих, соединяющих средств, преодолевающих и даже опровергающих детерминированность и рациональность. Вечное продолжение жизни (вечное возвращение) и обновление состоит в преодолении жестких рамок непреложных истин.

Снятие противопоставлений, перевертываний, смешение миров, которое обязательно происходит в отмеченные точки ритуального сценария, который является залогом сохранения космического порядка, - крайнее проявление этого механизма. Этими точками могут быть рубежи годового цикла, человеческой жизни. Многочисленные ритмы перехода содержат в себе не только вечное движение, но и идею предела, перед которым надо остановиться, выйдя тем самым в беспредельность [21]. Однако выход в беспредельность отнюдь не нарушает целостности мира, однако подвергает сомнению существование рациональной системы. В некотором смысле принцип целостности может быть противопоставлен принципу системности [22 ]. Но в целом есть не только "системное", но и "антисистемное", рационализируемое и недоступное разуму, чувственно данное и сверхчувственное, реальное и идеальное. Поэтому принцип целостности неизмеримо богаче принципа системности, последний лишь частично и в пределах логики разъясняет, но не заменяет первый. Таким образом, все множество элементов системы не исчерпывает целого.

Д.В. Пивоваров указывает на то, что А.С. Хомяков и П.А. Флоренский сближали русское слово "тело" со словом "целое" и "цель" [23]. Тело (человек или вещь) выступает как универсальная модель Вселенной и может быть представлена как единое, целостное и как разделенное на элементы. Абсолютность критерия целостности обеспечивает его большую полезность и надежность, и оптимальные классифицирующие возможности, исходящие из самой реальности [24 ]. Представленный своим телом человек абсолютен, также абсолютна и вещь, она равна самой себе и не смешиваема с остальными.

Вводя в классификацию мира принцип абсолютности, на котором основано тождество макрокосма и микрокосма, исследователь видит, что абсолютность заключена в каждом теле, что отражено в мифологических концепциях, которые развивают тему происхождения мирового пространства из некоего изначального тела, первовещества. Такие концепции имеют очень древнюю природу: материалистические идеи с самого начала философствования не могли прийти к понятию "материя", так как оно абстрактно, а способность к абстрагированию требует определенного уровня знания. Отсюда концепции о происхождении всего сущего из огня, воды, всех четырех стихий, как было у греческих философов. Даже для них было необходимо представить первовещество как нечто конкретное и вполне осязаемое. Для традиционного мышления этим телом мог быть Первочеловек, некая масса, позволяющая творить (глина, дерево, песок и, в нашем случае, кудель). Первоначально единое, целостное и самодостаточное оно становилось строительным материалом для всего, что есть в мире. На всех уровнях целостности в культуре остается нечто общее. Целостностью является мир, человек, дом, полотно. В определенном контексте все эти целостности тождественны, поэтому их признаки можно свободно переносить друг на друга.

Таким образом, отличие признака целостности от многих других признаков объекта заключается в том, что он меняет сущность объекта, а не оказывает какое-либо незначительное внешнее влияние. Интересен механизм абсолютизации признака: достаточно самой слабой степени присутствия или проявления признака для того, чтобы его обладатель мог выполнить свою символическую функцию, приданную этим признаком. Вещью, обладающей всеми признаками целого, является пояс, семантизация которого рассмотрена в следующем параграфе.

© Н.С. Кошубарова, 2003 г.

<<< К Главе I.  § 2. Семантика цвета. К Главе II. § 2. Пояс: на границе ткани и вещи. >>>

На страницу "Стипендия им. Б.В. Раушенбаха"