Чукотский дневник

- Температура за бортом минус 3 градуса… - это сообщение командира нашего "летательного аппарата" разбудило меня окончательно. Я почему-то всегда думала, что на Чукотке холодно.

Последовавшее затем известие о сильном ветре развеяло остатки дремотного состояния и наступило облегчение - приземляемся туда, куда положено. Вспомнились предупредительные слова моих подружек, у которых какой-то там папа друга сына сестры, живший во времена царя Гороха на Чукотке, рассказывал, что от сильного ветра здесь, мол, собаки летают. Спускаясь по трапу самолета летающих собак я не увидела, но дышать было трудно, потому что нос сам собой разворачивался в сторону очередного порыва ветра…

В момент нашего прилета наш родной Омск еще спал, а жизнь на Чукотке уже во всю кипела. Разница между Омском и Анадырем составляет шесть временных поясов. Из окна уютного автомобиля, который доставил нас к гостинице, мы любовались городом и снежинками всех оттенков белого цвета. Оказывается, город Анадырь, показавшийся нам из самолета рассыпанным черным бисером на светлом полотне, состоит из аккуратненьких домиков и магистралей-тропинок…

Моя новая должность теперь гордо называется "координатор Красного Креста". До того как я более близко познакомилась с "краснокрестчиками", при упоминании об этой организации на ум приходили средневековые картинки с изображенными на них худенькими девушками-монашками с большими добрыми глазами, в белых платочках, нежно перевязывающих раненое плечо мужественному молодому герою. Худенькую девушку я увидела, только она была без белого платочка, и внешне ничего не выдавало отношение ее к Красному Кресту. Может быть, только энергичность и блеск в глазах; до сих пор не понимаю - как она за несколько минут смогла пробиться через толпу "отлетающих" чукчей, каждому помочь перетащить багаж, дать интервью местному телевидению и в секундные перерывы отвечать на шквал обрушивающихся вопросов…

Судя по тому, что встречать нас съехались местные журналисты, мне показалось, что люди мы здесь важные. Раненых героев-красавцев не наблюдалось, только доверчивые глаза местных жителей смотрели на нас с надеждой. И тогда было трудно понять, для чего мы сюда прибыли и что мы здесь будем делать.
 Когда я собиралась на Чукотку, все друзья и знакомые разделились на две категории: жалеющих и иронизирующих. Один мой хороший друг Юрий Гаркуша, вообще, написал целую повесть, и я не удержусь, приведу ее дословно.

Глава 125

…Ну, все пора уже и домой, - Анастасия Алексеевна решительно закрыла последнюю тетрадь и положила на весьма внушительную стопку таких же потрепанных тетрадей, лежащих на краю большого видавшего виды учительского стола. В классной комнате было зябко. Поеживаясь, Анастасия Алексеевна застегнула шубку на две последних верхних пуговички, подняла воротник и подвязала его шарфом из меха убитого две недели назад волка (подарок директора местной зверофермы). С неудовольствием посмотрела на часы ("Черт, почти 10. Наверняка муниципальные оленьи упряжки уже не бегают"), потом машинально взглянула в заметенное снаружи на треть снегом небольшое окно. Впрочем, этого можно было и не делать: стекло все равно было покрыто толстым слоем изморози, к тому же здесь на Краю Земли давно уже была полярная ночь. Мысленно содрогнувшись от необходимости выхода в морозную сорока пяти градусную темноту, она натянула на нос шарф, глубоко вздохнула, открыла дверь и окунулась в перехватывающий дыхание резкий морозный воздух южного побережья Северного океана.

Десяти минутное стояние на перекрестке показалось вечностью. Пальцы ног в унтах, несмотря на интенсивное ими шевеленье постепенно теряли чувствительность. Проклиная свою "инвалидность от профессии", благодаря которой она задержалась в школьном бараке до поздна, Анастасия Алексеевна усилено хлопала себя по бокам, и напевая про себя "Увезу тебя я в тундру…", с отчаянием вглядывалась в темноту сквозь заиндевелые ресницы: надежда оставалась только на частные оленьи упряжки-такси.

Совершено неожиданно такая упряжка вынырнула из ночи. Судорожно замахав руками, что есть силы, она бросилась, чуть ли не под копыта пары оленей.
-Куда едем, однако? - от ухмыляющегося хитрого лица возницы несло каким-то спиртным.
-Учительский проулок, пятый чум по правой стороне, - с трудом двигая замерзшими губами, падая в сани, прокричала она, - и ради Бога, скорее!
- Ээээээйййй, Мамишка-папишка в дышло и наружу! Цоп!Цоп! - резкий щелчок кнутом и оленья пара рванула вперед под дикие завывания возницы. Анастасия Алексеевна из последних сил натянула на себя меховое одеяло, валявшееся в санях специально для пассажиров, и уперлась руками и ногами в противоположные стенки саней, дабы не вылететь на каком-нибудь повороте или на неожиданной кочке. Вслушиваясь в дикие завывания и взвизгивания аборигена-лихача она в какой-то момент с удивлением поняла, что чукча напевал, если так можно было сказать про эту звуковую какофонию, знакомый всем "Владимирский централ", но на одном из чукотских наречий.

Через 23 минуты бешеной гонки она вывалилась из саней у своего чума, быстро сунула заранее приготовленные 10 баксов (обычная местная такса таксистов-оленеводов) в ладонь возницы, которая была без рукавицы, несмотря на сильный мороз, и резво, насколько позволяла тяжелая шуба, бросилась к своему отдельному с удобствами на улице типичному для этих забытых цивилизацией мест жилищу. Последние метры, которые оставались до теплого порога она, словно ангел летела над землей. Чукча, гортанно прокричав что-то на своем родном языке, дернул вожжи и, пьяно хохоча, скрылся в морозной арктической темноте.

Глава 127

…Отблески огня от открытого очага плясали на стенках чума. Анастасия Алексеевна сидела у очага, обняв колени и опираясь на них подбородком. Время от времени она протягивала свои красивые руки к огню раскрытыми ладонями, словно впитывая тепло уютного домашнего очага. Взгляд ее больших и изумительно зеленых глаз устремлен в огонь, слабая улыбка бродила на уголках ее губ. Несмотря на то, что в чуме было натоплено очень жарко, на ее плечах покоился легкий плед, сплетенный из шерсти белого медведя (подарок выпускников 10 "ё"), поверх которого струились распущенные золотые волосы. На нарах слабо хрипел "Эсмеральду" старенький транзистор, всегда настроенный на Радио "Маяк": увы, "Европа плюс" здесь была совершенно не доступна. Возле ее ног стояла обычная железная кружка, наполненная "напитком из сушеной свеклы и морковки" - последний привет с далекой Родины. Время от времени она слегка пригубляла содержимое кружки и вновь замирала, не отводя глаз от огня. Она мечтала…"

Через два дня еду на место, в село, которое через пять месяцев станет, наверное, моим родным чукотским домом. Вот и посмотрим, прав ли был мой друг, который в жизни не был на Чукотке. А для бодрости еще хочется привести высказывание одного известного или малоизвестного, но великого человека: "Гуманный человек, не отдающий свою доброту людям, похож на человека, который ест и, не тратя энергию, толстеет…

Продолжение следует

На страничку "Экспедиции" >>>