ГЛАВА III. Эротические обряды и обычаи в семейном цикле

Семейный цикл обрядов и обычаев распадается на свадебные, родильные и похоронные обряды и обычаи. Рассмотрим сначала предсвадебные обряды и обычаи, посмотрим, какие возможности для знакомства имела молодежь в разных странах и какую роль в обычаях знакомства играла эротика.

3.1. Эротика в обычаях знакомства

В  XIX – начале XX века в польских деревнях была распространена своеобразная форма ухаживания парней за девушками, так называемая бачарка. Ночью по деревне ходили группы парней  до 10 человек в каждой. Парни стучали в окно девушки – «симпатии» одного из них. Она выходила к ним или приглашала в дом, если родители были не  против этого. Затем кавалер начинал разговор о любви со своей девушкой, и они могли проговорить всю ночь. Так же поступали и остальные члены группы, тоже светили и стучали в окна к своим «симпатиям», чтобы их разбудить и вызвать на беседу[1] .

Юноши и девушки в венгерском селе имели широкие возможности общения при совместных работах, на танцах, посиделках и прочих традиционных молодежных увеселениях[2] . Зимой компании холостых парней регулярно посещали дома, где жили девушки на выданье. Для таких посещений выделялись определенные дни недели так называемые холостяцкие дни.

Визиты молодых людей по «холостяцким дням» обычно происходили следующим образом. Впустив в дом группу парней, девушка проводила их в комнату, где она вместе с матерью сидела за пряжей или шитьем. Молодые люди заводили с хозяйкой разговор о погоде, работе и т.д. Со временем парень, которому нравилась девушка, вставал и выходил в сени, не закрывая за собой дверь. Та, независимо от своего отношения к молодому человеку, должна была последовать за ним, оставаясь, таким образом, наедине с ним в темных сенях. Если молодые люди отсутствовали слишком долго, то хозяйка могла кашлянуть или, в крайнем случае, громко спросить их: « Не принести ли вам стул?» это означало конец свидания. Теперь дочь должна была проводить гостей до ворот[3] .

Со временем при взаимной склонности между юношей и девушкой отношения могли принять форму ухаживания. При этом молодой человек мог посещать свою возлюбленную не только в компании своих товарищей, но и один, оставаясь с ней наедине и даже проводя с ней ночи. Так, у палацей и матьо девушка часто принимала возлюбленного в сарае, где она обычно спала в летнее время. С началом ухаживания за девицей групповые посещения ее дома прекращались, и к ней регулярно приходил ее возлюбленный.

Традиционная мораль приписывала большое значение сохранению добрачной девственности, которая, по многочисленным поверьям, имела магическую силу. Однако в отдельных местностях сохранились следы некогда бытовавшей свободы добрачных отношений. При этом добрачная беременность не считалась позором, и молодая женщина, имевшая добрачного ребенка, даже рассматривалась как желанная невеста, доказавшая свою способность к деторождению. Характерные примеры свободы нравов приводит венгерский этнограф Б. Гунда. В Шаркезе осенью девушки по традиции отправлялись на виноградники, чтобы отгонять птиц, клевавших созревшие ягоды. Нередко к девушкам присоединялись парни, начинались шутки, песни, танцы. При этом молодые люди держали в руках палки, а девушки – баранки. При этом если девушка надевала баранку на палку в руках юноши (весьма очевидная символика), то это воспринималось как приглашение провести с ней ночь в «спальном домике» - так назывался шалаш в винограднике, где ночевали девушки.

В Калотасеге девушки и парни часто встречались по вечерам у деревенского колодца. Если девушка, отправляясь за водой, привязывала  к своему ведру букет цветов, это означало, что выбранный ею парень может посетить ее ночью. Молодой человек, принимая это приглашение, наполнял ведро девушки водой. Подобное приглашение выражалось и в иносказательных формах, например, если девушка после жатвы отдавала парню свой серп[4] .

Среди венгров Трансильвании и некоторых районов западной Венгрии бытовал «пробный брак»; парень и девушка по взаимному согласию вступали в связь, которая только при появлении признаков беременности или при рождении первого ребенка оформлялась браком, да и то не всегда.

Во Франции родители привозили своих подросших дочерей на ярмарки, где складывались благоприятные условия для знакомства и сближения молодежи. При знакомстве, при зарождении чувства в крестьянской среде не приняты были словесные излияния. На взгляд стороннего наблюдателя любовный код жестов крестьян выглядел грубым: парень свои внимание и симпатию к девушки проявлял, похлопывая ее по плечу, по колену, допускал и более фривольные жесты[5] .

В отдельных районах Франции существовали обычаи, где в воскресенье и в другие праздничные дни, а также в будни после долгих посиделок парень просил девушку приютить его, и она, не спросив разрешения у родителей, допускала молодого человека в свою комнату. В иных случаях девушка оставляла открытым окно своей спальни, чобы туда мог проникнуть один из ее почитателей. В обоих вариантах девушка ставила условием скромное поведение (парень должен был провести ночь в ее постели не снимая верхней одежды), что, впрочем, не всегда выполнялось. Среди ночных посетителей не обязательно был тот, кого она выбирала в качестве будущего мужа.

Май был месяцем коллективных ухаживаний. В ряде областей страны в мае молодежь собиралась большими компаниями, отправлялась в многодневные походы либо к местным святыням, либо просто в поля и леса. В это время не только была разрешена, но и сакрализирована свободная любовь. Возможно, в этом проявляется отголосок древних ритуалов, совершавшихся в период возрождения природы. Они отражали представления о связи акта зачатия и весенних всходов полей, плодородия земли[6] .

У австрийцев парень, достигший 18 лет, становился членом буршеншафта, т.е. союза своих сверстников, с которыми он отныне проводил свободное время[7] .

Буршеншафты играли до известной степени роль блюстителей нравов, регулировали отношения между полами. Они должны были покровительствовать благонравным девушкам и в то же время под окнами девиц, поведение которых считалось порочным, распевали сатирические куплеты.

В Каринтии, если парень на танцах отдал предпочтение той или иной девушке, то в следующий свободный вечер он тайком пробирался к ее окошку. Постучав, молодой человек настаивал на том, чтобы она его впустила в светелку, при этом он нашептывал ей слова любви, иногда довольно фривольные[8] .

Еще и во второй половине XX века по всей Австрии, как и в соседней Баварии, были широко распространены  ночные свидания молодежи под окошком – фенстерлен. В некоторых областях им предшествовали гассельгеен – шествия парней распевающих песни эротического содержания. Когда парни расходились с гуляний, некоторые из них отправлялись под окна своих возлюбленных. В районах, где преобладали деревни, парни оставались лишь под окошком, не проникая к девушке в светелку. Ночное «жениховство» время от времени власти запрещали. Так, в XVII веке молодого человека, пойманного в женских покоях, отдавали в солдаты. Свидания же под окошком не запрещались, но по их поводу также злословили, особенно когда об истинных отношениях парня с девушкой мало что знали. Иногда в таких случаях прокладывали «знаки отношений» (зимой рассеивали мякину, летом – известь) от дома парня к дому девушки.

У чехов и словаков возможностей для знакомства молодежи как в городе, так и в деревне было много. Кроме того, в чешских и словацких селах в определенные дни недели (четверг, суббота, воскресенье) юноши посещали дома девушек на выданье. Вначале ходили под окнами несколько юношей, но после того, как одного из них девушка приглашала в дом, он ходил к ней регулярно, а нередко оставался до утра. Поведение влюбленных пар, как правило, контролировалось всеми соседями. В восточных областях Моравии существовал обычай розыска ночевавших у девушек парней, в том случае если парень был пойман кем-нибудь из администрации села, его подвергали штрафу или какую-нибудь часть одежды уносили и он вынужден был ее выкупать.

В некоторых областях Словакии запреты христианской морали не соблюдались столь строго, к добрачным половым связям молодежи относились терпимо. В области Нитры девушки на выданье (часто со своими сестрами) ночевали в коморах, где их регулярно навещали возлюбленные. Следившие за дочерьми родители разрешали эти посещения в том случае, если парень подходил для роли будущего зятя. В области Спишской Магуры в Северной Словакии добрачные связи молодежи признавало обычное право, девушка могла менять своих возлюбленных, сексуальные связи ее ни к чему не обязывали. Свобода половых отношений среди неженатой молодежи в XIX веке засвидетельствована так же у чехов в восточно-моравских деревнях.

В Швейцарии вечером под Новый год парни в масках собираются в местном трактире. На двух креслах стоят два сосуда из-под молока, в один из которых кладут записки с именами парней, а в другой – девушек; к именам последних иногда приписывают шуточное или насмешливое прозвище. Из обоих сосудов вынимают по очереди записки с именами юноши и девушки. В каждой составленной таким образом паре  парень становится как бы опекуном девушки на весь предстоящий год, утром пары идут к церкви и получают благословение священника. Отказаться от своего опекуна девушка не может, каково бы не было ее разочарование[9]. Она должна беспрекословно подчиняться его повелениям, он же строго следит за тем, чтобы его подопечная вела себя скромно и достойно. Допускались и проявления нежности девушки к своему опекуну, поцелуи, порой дело доходило и до свадьбы. По мнению немецких этнографов, подобные полушуточные, полудисциплинарные обычаи уходят своими корнями в первобытнообщинный строй[10] .

В Испании удобным местом для встреч и знакомств были мельницы, а также источники, куда девушки обычно ходили за водой с кувшинами и где они задерживались на целые часы, в особенности когда приходили парни. Большой популярностью пользовались сборища прях – фактически это были вечеринки – в доме одной из соседок. Сюда охотно являлись молодые люди обоего пола.

Aтмосфера, царившая здесь, - с солеными шутками, играми с поцелуями, стихотворными импровизациями и фривольными диалогами между молодыми мужчинами и женщинами – настолько шокировала блюстителей нравственности, что в XVIII веке эти собрания запрещались церковью[11] .

В бельгийской провинции отмечена весьма оригинальная манера ухаживания, известная как «взвешивания девушек». В одно из первых воскресений мая  группа юношей поджидала девушек, возвращавшихся из церкви с вечерней службы. Двое парней подхватывали девицу, и приподнимали ее настолько, чтобы мальчишки могли трижды пробежать над ней. После процедуры «взвешивания», при которой нередко присутствовали и матери девушек, молодые люди могли встречаться на правах жениха и невесты[12] .

В сельской местности взаимоотношения неженатой молодежи не оставались тайно, даже едва заметная связь вызывала живой интерес в деревне. В этой связи у народов Бельгии и Нидерландов  характерен обычай «соединения влюбленных». В «день большого огня», в конце карнавала, деревенские парни, разбившись на две группы, поочередно выкрикивали имена юношей и девушек – таким образом составлялись пары. В некоторых областях шуточный подбор партнеров происходил иначе:  в ночь с 30 апреля на 1 мая молодежь посыпала дорожки между домами светлым песком, по которому прочерчивали тонкие линии, соединив по своему усмотрению дома юношей и девушек. Иногда оказывалось, что большая часть линий сходилась у дома одной девушки, которой симпатизировали многие ребята, и возле ее порога вырастал целый песчаный холмик[13] .

В Югославии особый ритуал ухаживания - «ашикование» - существовал у мусульман. В их среде парню и девушке не возбранялось целые вечера, а иногда и ночи проводить вместе. Правда, девушка в доме у открытого окна или двери, а парень на улице. Общественное мнение не осуждало тех девушек, которые «ашиковали» с несколькими парнями. Этот обычай распространенный главным образом среди сельского и  беднейших слоев городского населения, оказался весьма устойчивым и широко бытовал ещё перед Bторой мировой войной[14] .

Еще в последней трети XIX века у народов Бельгии существовал ежегодный обычай, приуроченный к воскресенью, которое  следовало за праздником св. Петра и Павла. Собравшиеся вместе девушки по очереди дергают соломину, и та из них, которая вытащит самую длинную соломинку, провозглашается «королевой» и увенчивается головным убором из роз; занявшая второе место считается «вице-королевой». Призовые места и новое положение среди сверстниц дают право обеим девушкам выбрать «супруга на время», который должен стать «королем» или «вице-королем» и «делить власть» со своей женой. Заключительная часть праздника подчеркивает элемент свободы в выборе будущего супруга, которой иногда пользовались девушки на выданье. И как прямое следствие такой свободы – вступление молодежи в фактическое сожительство. Возможно это отголосок каких-то языческих обрядов, сопровождавших праздник в древности, допускавший свободное общение полов. Такая внебрачная связь не только не каралась, но даже предусматривалась нормами обычного права. То, что происходило в Бельгии XIX -го столетия можно расценивать как пережиток временного, или пробного брака, известного у многих европейских народов[15] .

3.2. Эротические обряды в брачной церемонии

Вступление в брак – один из важнейших этапов в жизни человека. Брак создает семью – ячейку воспроизводства населения. В ее рамках в значительной степени происходит социализация личности, человек становится носителем традиций своего этноса. Брак - это общественный институт, и не случайно поэтому он во все времена был предметом социального контроля[16] .

Вступление в брак, создание семьи – не только личное дело человека и даже двух семей – это дело коллектива[17]. В эпоху первобытнообщинного строя такими коллективами были общины – семейная и родовая. В рабовладельческом обществе Древнего Рима считалось, что каждый свободный гражданин обязан вступить в брак, холостяков же облагали особой податью. В феодальную эпоху, а во многих регионах и значительно позже, практически у  всех народов Европы распорядок внутренней жизни своих сочленов регулировала соседская община, она осуществляла контроль нравов, прилагала усилия к тому, чтобы каждый достигший брачного возраста вступал в брак[18] .

Совершение ритуалов, приуроченных к переходным периодам в жизни человека, одним из которых является свадьба, во всех социально-экономических формациях рассматривалось как необходимый способ для поддержания естественного порядка функционирования человеческого коллектива[19] . Церемония брака (выражаясь юридически, – вхождение в брачное состояние) – это всегда публичный акт соединения брачующихся.

Исполнение ритуалов, сопровождавших различные стадии заключения брачного союза, становились общественной обязанностью. В этом проявляются соционормативные свойства культуры, ее влияние на нормы поведения в будни и праздники. В ходе развития общества эти формы общения видоизменяются (процесс неодинаково протекает на селе и в городе, в разных регионах Европы), но не исчезают, не уходят из фонда этнической культуры. Семейная обрядность, в том числе и свадебная, относится к устойчивым элементам культуры[20] .

В рамках семьи  в значительной степени протекает процесс передачи традиций, в том числе и этнических, от поколения к поколению. Общественное мнение, основанное как правило на традициях данной этно-социальной группы, в значительной мере через семью фомирует установки на выбор брачного партнера, отношение к исполнению обряда бракосочетания. Сам акт заключения брака исторически изменялся. Христианская церковь ввела обязательность церковного венчания ( в православии - на рубеже IX - X веков, у католиков и протестантов – позднее). При этом многие ритуальные действия и символы стали повторяться дважды – при помолвке и при венчании[21] .

Cоотношение традиционной обрядности, церковного и гражданского актов бракосочетания составляет основную особенность свадебного цикла в Европе XIX –XX веков. Весь сложный цикл свадебной обрядности по его содержанию можно разделить на три стадии - предсвадебные обычаи и обряды, собственно свадьба и послесвадебные обряды. В свадебном цикле обычаев и обрядов переплелись действия, символы, вербальные формулы, возникновение которых относится к различным эпохам[22]. Они отражают социальные, правовые, нравственно-этические, религиозные нормы и взгляды предшествующих эпох, характерные для них элементы народного творчества[23]. С самых ранних этапов своего формирования свадебные обряды сопровождались множеством магических актов[24] . Условно их можно разделить на побудительные и предохранительные. Первые призваны обеспечить новой семье счастье, богатство, плодовитость и т.д., вторые имеют целью оградить новобрачных от злых сил.

С развитием рациональных знаний смысл суеверных магических обрядов постепенно утрачивался, ритуальные действия превращались в одно из традиционных развлечений того или иного этноса. По мере появления новых свадебных действий и символических ритуалов старые продолжали сохраняться, однако их содержание постепенно менялось. Так сложился многослойный и многофункциональный обрядовый комплекс.

Забота о будущем потомстве начиналась с момента вступления в брак, поэтому в свадебный цикл органически вплетались многочисленные обычаи, направленные на деторождение. Уже во время свадебной церемонии совершалось множество обрядов, призванных обеспечить потомство в семье[25]. Осыпание невесты при выходе из церкви цветами и пшеницей вполне ясно осознавалось как магический прием, способствующий деторождению[26] .

В Польше в XIX - начале XX в. свадьба в однообразной повседневности была событием значительным не только для семей жениха и невесты, но и для всей локальной общности: двое из ее членов переходили из молодежной группы в семейную[27].  Рождение и воспитание детей, т. е продолжение рода, издавна считалось в Польше естественными главным назначением супружества. Для того чтобы будущая семья не была бездетной, еще в предсвадебный период и, особенно во время свадьбы выполнялись традиционные магические обряды[28]. На всей территории расселения поляков прослеживаются региональные особенности и вместе с тем единообразие этих обрядов, сходство многих из них с обрядами других европейских народов. Так, к свадьбе пекли обрядовый хлеб, выпечка которого сопровождалась эротическими песнями (сходными, например, с каравайными песнями белорусов), каравай украшали элементами фаллического культа[29] . Зачатие и рождение должны были обеспечить, по народным представлениям, осыпание новобрачных овсом, исполнение песни о хмеле при их встрече в доме невесты.

После прощания невесты с родными и подругами наступал момент переезда в дом жениха. Люди, толпившиеся на улицах, обращали внимание не только на невесту, но и на перевозимое приданное, в частности, на выставленную на видном месте «постель» невесты (точнее, постельное белье). Ее перевоз сопровождался песнями, шутливыми непристойными восклицаниями. По мнению некоторых исследователей, церемония с постелью выражает и утверждает начало их семейной жизни перед сельским обществом.

После обеда и танцев до позднего вечера начинались так называемые «заберы»: старшая сваха брала к себе на ночь молодоженов и старшего свата, старшая дружка – старшего дружку, остальные устраивались, как придется. В деревнях, где эта древняя свадебная традиция исчезла, новобрачные сразу же ночевали у родителей молодой. В далеком прошлом для гостей в избу, где была свадьба, вносили солому, и они ложились там спать без разбору, но каждый дружба старался лечь рядом со своей дружкой[30] .

В Польше уже с конца XVII века появились руководства по соблюдению свадебного ритуала, которые были  чрезвычайно популярны у ряда поколений. Почти в каждом из них заметно стремление упорядочить и исправить свадебный ритуал, исключив из него сохранившиеся с дохристианских времен «непристойные» обряды и дополнив нравоучительного содержания речами.

Широкое распространение подобных руководств у нескольких поколений нарушило естественное развитие во времени свадебного традиционного обряда в разных областях чешских земель, привело к заметной унификации  свадебных обычаев, речей и песен[31] .

Во Франции к свадьбе полагалось готовить новый костюм. Особую сложную семантику явно сексуального характера  имели четыре предмета невестиного костюма: фартук, пояс, чулочная подвязка и туфли. Овладение этими предметами ассоциировалось с правом обладания женщиной.

Передник  в символике одежды занимает особое место. Он – деталь повседневной, праздничной, церемониальной одежды, символ любой женской работы и в то же время символ целомудрия (замужние женщины, завязывая фартук, прятали концы его под нагрудником, а девушки делали узел поверх него). Женщину без пeредника народные пословицы характеризуют как лентяйку, плохую хозяйку, кокетку, потаскуху, – пословицы не различают нюансов. Фартук особенно часто фигурировал и в языке жестов в период ухаживания. Например, в Анжу и Пикардии молодой человек во время беседы, улучив момент, старался тихонько развязать тесемки. Если парень нравился девушке, она не поправляла их, оставляла спускающимися, в противном случае торопилась завязать узелок снова. Во время одевания невесты в Бретани, Гаскони, Пиренеях парни из свиты жениха и подружки невесты устраивали шуточную потасовку, пытаясь завладеть фартуком невесты.

Туфелька и подвязка невесты, благодаря их символической значимости, очень часто и в разные моменты свадеьного ритуала становились объектом разного рода шутливых действий.

В центре внимания всего свадебного обряда была невеста – новобрачная. Она открывала бал, танцуя либо со своим мужем, либо с одним из родителей, с почетным другом жениха или с победителем на состязаниях, – вариаций по стране было множество. Иногда молодая должна была пройти тур танца с каждым мужчиной и разрешить поцеловать себя. А бывало и так, что  она не танцевала со своим мужем или вообще не принимала участия в танцах.

На балу, также как и во время пира, не было недостатка во всевозможных шутках и розыгрышах, имевших эротический смысл: били посуду и по количеству осколков пытались предсказать, сколько будет детей; дарили молодым куклу в колыбели, детские игрушки, пеленки, устраивали пародию на крестины.

Эротические шутки, порою весьма грубого характера, постоянно слышались на свадебном празднике. Как правило, пропициаторными  были многочисленные тосты и здравицы, провозглашаемые во время свадебного пиршества, нередко фривольные по своему содержанию[32]. Известно, что эсхрология – ритуальное сквернословие – искони связана с магией плодородия[33]. Был также принят травестизм[34] .

Фактически во все областях Франции было распространено осыпание молодых при выходе их из церкви: рисом, пшеницей и т.д. Этой же цели служило и дарение молодой фигурок младенца Иисуса, изображений некоторых святых – покровителей беременных.

Издревле в Нидерландах и Бельгии, как и в других странах мира, был распространен обычай осыпать молодых зерном[35]. Среди крестьян Нидерландов имела хождение фривольная шутка,  в основе которой лежали вполне конкретные природные явления: было замечено, что утки, соединяющиеся в пары на воде, выводят многочисленное и крепкое потомство. Примерно то же самое советовали сделать бездетной семье: поставить кровать супругов так, чтобы обе ее спинки находились в воде, и тогда…дети будут рождаться один за другим[36] .

Вплоть до XIX века в ряде земель Германии зависимые крестьяне могли вступить в брак только с разрешения помещика, нередко он по своему выбору женил и разводил, пользовался правом первой брачной ночи, закрепленным законом до XVIII века.

Первым правовым брачным актом являлась помолвка, в прошлом молодые после нее уже вступали в супружеские отношения, что и в XX веке нередко встречалось в крестьянской среде. «Помолвленные перед Господом Богом  являются супругами», - говорит вестфалец. Помолвка в Вестфалии рассматривается как вид предварительного брака, так как крестьянину не безразлично знать, будут у него наследники двора или нет. Поэтому в ответ на упрек священника, что невеста уже до венчания потеряла девственность, жених говорил, что он не «намерен покупать кота в мешке».

По старому обычаю в Нидер-Холлабрун мужчины могли обнимать и целовать невесту, пока ее не передали жениху. В Вальзертале жених во время свадьбы играл второстепенную роль. Видимо, в прошлом танцы имели правовое значение, раз до передачи невесты жениху право на нее имели все мужчины.

В пастушеских деревнях Северо-Восточной Словакии накануне свадьбы к невесте приходили девушки и парни – члены свадебной дружины. После игр эротического содержания все они оставались на ночь, укладываясь парами на соломе[37] .

Кульминацией свадьбы был обряд надевания чепца на молодую, означавший ее переход в группу замужних женщин. В избе в это время ее мужу предлагали разных ряженых, которые настойчиво выдавали себя за его молодую жену. Обычай этот превратился в увеселительную сцену, в которой участвовал и расхваливавший мнимых невест старейший свадьбы. Молодой муж обязан был выкупить свою жену у женщин, участвовавших в обрядовом надевании чепца.

При этом происходила шуточная торговля. Женщины пели: «Кто хочет иметь молодую жену тот должен за нее заплатить, у кого денег нет, тот пусть ищет себе старую козу». Дружба приводил молодую к гостям, старейший приветствовал ее целой речью, а затем следовал танец, известный под разными названиями: «выкруцанка», «младушски», «бралтовски», который новобрачная начинала с дружбой, потом танцевала с мужем, а, переходя из рук в руки, продолжала его со всеми мужчинами – членами дружины и гостями.

Женщины в это время пели танцевальную песню, в которой они сообщали о состоявшемся браке:

На зеленом лугу – копна сена;
Вчера была девушка, сегодня женщина[38].

Следующий день свадьбы был заполнен разными свадебными играми.

Oбрядовая часть свадьбы кончалась, продолжалась увеселительная ее часть, которая часто отличалась буйным характером. Спецификой этого периода свадебного праздника было множество эротических элементов, манифестация которых могла быть не только символической, но и прямой. Значительная часть таких действий граничила с бесстыдством, которое в обычное время было бы строго осуждено нормами, принятыми локальной общностью[39] . За молодоженами, прогуливавшимися по улице, следовали целые группы ряженых. Они прыгали, кричали, пугали детей, приставали к женщинам, перебрасывались шутками (часто скабрезными) с прохожими.

Из игр эротического содержания наиболее популярной было «бритье мужчин» и «прибивание подков» женщинам. В этой игре замужние женщины «брили» всех проходивших мимо мужчин: в руках они держали деревянную бритву, и имитировали весь процесс бритья, сопровождая его непристойными жестами и песнями фривольного содержания. Столь же вольно вели себя мужчины, задирая женщинам юбки и хватая их за голые ноги. Эротические моменты в свадьбе были, по-видимому, пережитками магических обрядов плодородия, которые должны были повлиять на плодовитость новой супружеской пары[40] .

Шуточные песни на свадьбе нередко носили фривольный характер: «Ножны замуж выходили, нож их за себя брал, большой палец с указательным устраивали бал». Или, например, часто за столом после венчания пели песню, бывшую ранее приуроченной к обряду надевания чепца на молодую: («Уж, а уж, а уж пепичек стал муж…Веночек прочь, чепец сюда, была я девица, а теперь уже не стала»)[41] .

В Югославии главное место в магических обрядах, направленных на деторождение, уделяется плодовитости женщины. Вместе с тем определенные магические действия исполняются и с целью усиления потенции жениха.

Hапример, тщательно следили чтобы одежда жениха не попала в руки к неприятелю, так как в этом случае одежда, соприкасаясь с телом, может вызвать импотенцию[42] . Обрядовые песни и танцы, музыка, шутки, иногда довольно фривольные, веселье - все это сопровождало свадебное застолье юго-славянских народов.

У финнов также  большое количество различных магических действий было направленно на плодородие новобрачных, которые соблюдались в ходе свадебной церемонии. К их числу относятся широко распространенное осыпание молодых зерном, символизирующим плодородие природы, обряд сажания на колени молодой перед началом свадебного пира маленького мальчика,  что должно было принести ей счастье в детях[43] .

В Испании обычай устраивать прощальные холостяцкие пирушки широко бытовал, хотя и не был повсеместным, а тем более единообразным. В одних местах их устраивали только женихи, в других – женихи и невесты раздельно, каждый для своих друзей. У басков в канун свадьбы местные юноши и девушки приходили к дому невесты, распевая подходящие случаю грубоватые куплеты с разного рада эротическими намеками, за что и получали угощение[44] .

У румын во время свадьбы исполнялись обрядовые действия, направленные на плодородие: перед тем как усадить невесту, на стул незаметно для нее стелили штаны жениха. Перед снятием с головы венка мать жениха вручала ей годовалого мальчика. Для этого обряда характерны детали, в которых видны символические  пожелания усилить детородные способности женщины.

Мальчик, будучи заранее научен, должен был положить руку на грудь невесты, а ей по обычаю следовало коснуться рукой его полового органа[45] .

Евреи, начиная с библейской эпохи, считали брак не просто чрезвычайно важным событием, но и единственно достойным и желательным статусом человека. Согласно талмудическим представлениям, брак освещался и оправдывался только рождением детей. По народному поверью, первый вопрос, который задают на том свете предстающему перед Верховным Судилищем: «Занимался ли ты  продолжением рода?». От обязанности продления рода не освобождал даже преклонный возраст[46] .

3.3. Брак, эротика и секс в традиции

Сексуальное влечение, узаконенное браком, не считалось порочным или греховным; оно, согласно традиции, служит благим целям, так как без него нельзя создать семью и родить детей. Мужу запрещалось лишить жену права на близость. Правда, в средние века влияние церкви привело к некоторому усилению аскетизма, тело иногда стали рассматривать как источник зла. Но в целом такая тенденция не получила развития, а сексуальное влечение по-прежнему воспринималось как естественное и благородное. Брак и продление рода считалось настолько важными, что предписывалось лучше терпеть несчастливый брак, чем оставаться неженатым и незамужней и бездетными.

Безбрачие во все времена считалось прямым нарушением библейской заповеди плодиться и размножаться.

Некоторые магические действия были связаны с первой брачной ночью: например, в эту ночь под перину на кровати молодых прятали куклу – символ будущего ребенка; если хотели, хотели, чтобы родился сын, под подушку клали мужскую шапку, кнут, и рукавицы, а если дочь – туфлю.

У поляков молодоженов провожали спать на чердак или в «стодолу» (сеновал). В некоторых деревнях, кроме соломы, вносили в избу кровать. В шутку новобрачный ложился на нее и звал жену прилечь отдохнуть с ним, что вызывало всеобщее веселье. Случалось, что на солому молодоженов укладывали насильно, а зачастую, также насильно других юношей и девушек. Это, по мнению польского этнографа С. Двораковского, было пережитком древних обрядов, связанных с «покладинами» - укладыванием молодых в первую брачную ночь[47] . В старину бывало, что при этом в постель, приготовленную для молодых, вначале ложился дружба и тогда молодой «выкупал» у него свое место. По своим истокам это было символической платой жениха за свое право на первую брачную ночь.  Утром гости шли будить новобрачных, обливая их водой.

В Нижней Лужице после снятия венка и короткой прощальной речи побратрж вместе с первой подружкой невесты сопровождал новобрачных в спальню.

В первой половине XIX века после снятия венка гости пели специальную песню:

                     Теперь я имею на тебя права:
                     Моя ты теперь, девушка!
                     Теперь я ещё не твоя:
                     Ещё моей матери я дитя.
                     Теперь ты у меня в комнате:
                     Моя ты теперь девушка!
                     Теперь я ещё не твоя
                     Ещё моей матери я дитя.
                     Теперь ты со мной в постели:
                     Моя  ты теперь, девушка!
                     Да, теперь я совсем твоя,
                     Уже не матери моей я дитя!

С этой песней гости сопровождали новобрачных до дверей спальни, куда входили, однако, только брашка и невестина посаженая мать. Они помогали молодым раздеться и удалялись, после того как брашка, пожелав молодым долгой совместной жизни и здоровых детей, благословлял брачную постель[48] .

В Музкау в конце XVIII века после того как дружка приводил молодых в спальню, он снимал с них чулки и башмаки и клал чулки невесты на башмаки жениха  и наоборот, что должно было выразить их единение. Кое-где ещё до XX века сохранялись древние обычаи: ложились новобрачные в постель при свидетелях.

Во Франции отправление к месту первой брачной ночи совершалось по-разному: иногда молодые супруги скрытно покидали праздник, и место их уединения гости не знали, а порою провожали их шумом и пением. На Корсике открыто с шутливыми песнями вели новобрачную.

К супружеской постели имела доступ молодежь. Еще во время перевозки мебели и оборудования жилья новобрачных молодые люди устраивали так, чтобы кровать упала, когда на нее лягут, прикрепляли к ней бубенчики, насыпали в постель мусор. В течение брачной ночи шутники учиняли «кошачьи концерты», насмешничали и всячески досаждали молодым.

Известный обычай благословления новобрачных в постели священником, желавшим им чадородия, подкреплялся действиями специальных «амулетов плодородия», которые клали в постель новобрачным. 

Согласно традиционным взглядам португальцев, рождение детей, собственно, и провозглашается часто главной целью создания семьи. Община контролировала этот процесс – как через устоявшиеся обычаи, мораль, выраженную в пословицах, поверьях[49]. Так и вполне ощутимо: в первую брачную ночь, например, приглашенные на свадьбу провожали новобрачных на ложе, шумели под окнами и дверью (одно из объяснений такому обычаю – чтобы молодые не заснули), проверяли, когда новобрачные встали[50] . В помощь зачатию призываются сверхъестественные силы и совершаются те или иные магические действия.

В Филлахе (Германия) после почетных танцев новобрачных отводили в спальню, где снимали, насколько позволяли приличия, часть одежды и при гостях ложились в брачную постель, потом тотчас поднимались, одевались в обычное воскресное платье и опять отправлялись танцевать.

У чехов и словаков поздно вечером совершался один из важнейших обрядов свадьбы – укладывание молодых в постель. Подготовкой к этому обряду было прощание невесты со свободной жизнью и девичеством, символом которого был его венец – «парта». Дружина невесты во главе со старшим дружбой ходила вокруг невесты с зажженными свечами, двигаясь в такт песни приуроченной именно к этому моменту свадьбы. Известны в нескольких вариантах:

                     Потеряла я парту,
                      Зеленый венец
                     Нашел его дружба
                     Красный молодец…
                     Я плачу не потому,
                     Что меня ведут спать,
                      А только потому,
                      Что хотят венок отнять.

Старейший свадьбы приводил жениха и в присутствии всей дружины, являвшейся свидетелем, молодых укладывали в постель, что санкционировало фактическое начало физической близости супругов. Существуют данные о том, что дружка лишал невесту невинности не столько символически, а именно ему когда-то принадлежало право первой ночи. Так еще  в начале XX века в некоторых горных селах Северной Словакии первую ночь после свадьбы невеста должна была провести в каморе с дружкой[51] .

У чехов и словаков браки заключались в очень раннем возрасте: 18-летними  женихами и 16(14)-летними невестами, но появление детей в первые годы брака считалось нежелательным. Старшие члены семьи старались ограничить сексуальную жизнь молодых: невестку, например, заставляли спать отдельно от мужа, часто вместе со свекровью. Широко использовались контрацептивные народные средства, как женщинами, так и мужчинами. Для мужчин, например, бытовала поговорка «Хорош тот молотильщик, кто внутри молотит, а снаружи зерно веет»[52] .

В горных районах и Восточной Словакии сохранялась архаичная форма очищения: молодожены после первой брачной ночи в присутствии свадебных гостей умывались в проточной воде.

В Словении перед тем как сводили молодых невесте клали на колени обрядовый хлеб с изображением ребенка, а также скота, птицы и т.д. чтобы молодая pожала мальчиков, она входила в дом по дорожке, под которой лежали нож и мужской пояс; мальчиков клали в постель молодых перед тем как их свести.

Первую брачную ночь молодые не всегда проводили вместе. В целом ряде регионов одну или более ночей невеста спала в присутствии деверя. У сербов Боснии и Герцеговины и у хорватов Юго-Восточной Герцеговины долго сохранялся обычай, согласно которому молодых не сводили длительное время, при этом невеста спала в одном помещение с деверями.

Когда сводили молодых, это также сопровождалось рядом специальных магических обычаев, различающихся по областям. В Черногории невеста, перед тем, как идти спать, разувала свекра и деверя (в других областях  oна, очевидно, в знак покорности, разувала мужа). Молодых вместе или по отдельности, в помещение, где находилась брачная постель, обычно вела свекровь, или несколько сватов. Это, как правило, сопровождалось весельем, шутками, нередко вольного содержания, громкой музыкой, стрельбой и вообще шумом. Брачную постель для молодых готовил или кто-нибудь из женщин, или лично кум. Нередко бывало так, что в этой постели сначала валяли мальчика (или мужчину), чтобы в браке рождались мальчики[53] .

Во многих регионах существовал обычай, согласно котором после первой брачной ночи свекровь или жених сообщали о том, была ли невинной супруга, или демонстрировали знаки этого.

В Италии после окончания брачного пира совершался ритуал сопровождения молодых к брачному ложу. Само брачное ложе обычно стелили обе матери. В Калабрии женщины читали перед брачным ложем магические заклинания, а кое-где даже танцевали вокруг него и исполняли эпиталаму. Почти везде молодежь деревни исполняла под окнами молодоженов серенады. В городе Палермо невесту должна была раздеть и уложить в постель свекровь, а если она отсутствовала – старшая золовка. В других местах это было обязанностью свахи или крестной матери.

В Испании новобрачные подвергались преследованиям окружающих, особенно молодежи. Более всего привлекала молодых озорников испортить своим друзьям первую брачную ночь. Если тем не удавалось скрыть место своего ночлега, эта ночь могла превратиться для них в серьезное испытание. Так, в Арагоне, после того как подруги невесты готовили брачное ложе, парни напускали туда муравьев, насыпали соли, колючих семян, подвешивали колокольчики и старые котелки. Иногда они делали так, чтобы кровать обрушилась, как только на нее лягут, иногда прятались под ней, чтобы напугать молодых. Мало того, к уединившимся молодоженам постоянно стучались и врывались, горланили под окнами серенады, а то, взломав дверь или выбив окно, выталкивали новобрачную из дома и силком водили ее, полуодетую, по улицам и окрестным полям[54] .

В прошлом были известны случаи, когда молодоженов в первую брачную ночь подвергали испытаниям. Например, в долине реки Семуа гости развлекались и танцевали на лугу до самой ночи, а затем переправлялись за реку и сопровождали молодых до глыбы из песчаника, называвшегося «камень женитьбы». Спустя какое-то время их прикрепляли к пню или камню, который они должны были тащить в деревню[55].По традиции до сих пор друзьям и близким родственникам дозволено подшучивать над молодоженами. К брачному ложу иногда незаметно прилаживается колокольчик, в простыни прячут камни[56] .

Во многих местах Испании новобрачных разлучали после свадебного пира. Кое-где им приходилось мириться с присутствием в своей спальни бодрствовавшего стража, следившего за соблюдением полового табу (роль надзирательницы могла быть возложена, например, на женщину, вышедшую замуж последней в истекшем году)[57] .

Когда жениху удавалось, наконец, осуществить свои супружеские обязанности, он получал возможность наградить добрачную девственность своей супруги. В восточных областях страны вручал ей особый подарок.

Послесвадебные театральные представления долгое время бытовали в Юго- Восточной Моравии. Ряженая молодежь пела песни, танцевала старинные магические обрядовые танцы, главным из которых был парный танец «жабска» (имитировавший спаривание жаб). Старый его магический смысл – обеспечение многочисленного потомства новой брачной пары[58] .

В этой же области Моравии еще в начале XX века была широко распространена традиционная обрядовая игра - «суд». Ее играли после свадьбы, несколько молодых мужчин переодевались полицейскими и выступали в роли судей. Во время свадьбы они, наблюдая за поведением гостей выбирали «провинившихся», укладывали каждого на лавку, покрывали сверху доской и наказывали определенным числом ударов по доске палкой. Каждый из осужденных имел право потребовать для себя «подушку» на время наказания.

Мужчины выбирали женщин, а женщины мужчин, но позднее в качестве «подушки» мужчина получал мужчину, а женщина женщину. Первоначальный обрядовый смысл был забыт, игра превратилась в забаву.

3.4. Главная цель – продолжение человеческого рода

Во Франции день после свадьбы проходил в прогулках и веселье. Друзья жениха возили молодых на повозке, вручали им детские сабо, всячески намекали на ожидаемое прибавление семейства. У французов существовала поговорка «В постель легли двое, а встали трое»[59] .

Максимальное число обрядов и магических действий, «обеспечивающих» рождение детей, было, естественно, приурочено к свадьбе и первому году совместной жизни супругов, в течение которого ожидалось рождение первенца или, во всяком случае, появление признаков, свидетельствующих о его скором появлении на свет.  

В каждой местности существовали различные сверхъестественные способы, для того чтобы помочь естественному ходу вещей. В ход пускался вполне определенный, издавна практикуемый на данной территории набор целенаправленных, освященных традицией ритуальных приемов. Применение их оправдывалось широко распространенным представлением, дожившим кое-где до нашего времени, о том, что детей надо заводить как можно скорее после свадьбы - и как можно больше.

В провинции Шер молодожены заканчивали свадебное веселье языческими обрядами, танцуя вокруг так называемых «брачных камней»[60]. В Нижних Альпах близкие друзья мужа подводили молодую жену к такому камню, от которого она якобы мистическим образом получала плодородие. В Пуату (запад Франции) новобрачные входили в бассейн святого источника, а молодежь обрызгивала их водой, желая им иметь потомство. В Пюа-де-Дом  молодые, в окружение гостей, как вокруг языческого менгира, так и вокруг христианского креста. Культ менгиров – древних каменных памятников, имел широкое распространение[61] . Они до сих пор встречаются в большом количестве на территории Франции. Менгиры считались вместилищем душ, которые могут обрести тело. В бассейне Роны, чтобы получить от менгера душу для будущего ребенка, женщины должны были возле него приседать, а в Финистер (Бретань, западная Франция) – провести три ночи рядом с менгиром (О менгирах - см. Приложение 1 ).

Пользовался славой гигантский (12 м) леонский менгир. Темной ночью обнаженным молодоженам  следовало тереться о него – мужу с одной стороны, а жене с другой. В Бретани супруги, желающие зачать ребенка, соединялись у менгира, причем предварительно муж должен был «поймать» убегавшую от него жену. В это время их родители охраняли это место, не допуская к нему случайных прохожих[62] .

Будущие родители часто прилагали много усилий, чтобы на свет появился мальчик, благо, верили, что это достижимо при соблюдении определенных условий. Так, во Фриули полагали, что пол ребенка зависит от лунной фазы, соответствующей времени зачатия (зачатие мальчиков происходило в полнолуние), от определенной диеты в этот период, от определенной позы супругов во время полового акта. В народной практике теснейшим образом переплетались религиозные и магические верования, причем последние явно преобладали над сакральными. В ряде ситуаций доминировала именно магическая часть ритуала, а религиозные «вкрапления» играли незначительную, почти случайную роль.

В различных регионах Франции известны были также действия с фаллическими фетишами, как правило, каменными, соответствующей формы. Жительницы Бретани, Бос, Перш, Прованса терли такими камнями себе живот. В Берли женщины скоблили колышки продолговатой формы.

Схожий с этим обычай до недавнего времени был распространен у португальцев -  женщины, желавших забеременеть, терлись  животами о выступ скалы (в разных районах имеется скала с приписываемой ей силой помощи в этом). В Гимарайншане и Санта-Маринья-да-Кошта аналогичный акт совершался со статуей святого Гонсало в местном храме Сан-Гонсало-де-Амаранти. Автор свода данных о родильных обрядах в Португалии Тереза Жоакинь, на взгляд некоторых исследователей слишком прямолинейно трактует св. Гонсало как заменителя мужа, ибо это скорее поздняя, католическая форма древнего обычая имитировать половой акт при помощи любого длинного камня, действие круга имитационной магии[63] .

К числу древних языческих обычаев можно отнести поклонение молодых женщин деревьям, особенно распространенное в Провансе. В Коллобриер, например, женщинам для приобретения чадородия следовало дотронуться до ветвей каштана, имевшего необычный ствол (с шишковатыми выпуклостями): во время сельских праздников, в Эксе женщины, желавшие иметь детей, должны были трижды толкнуть ствол большой оливы[64] .

В местечке Соллье-Пон (в Провансе) считалось, что магическими свойствами наделять чадородием обладает черепица маленькой часовни. Для исполнения желаемого женщинам следовало подпрыгнуть и коснуться ее кончиками пальцев. В окрестностях Парижа верили, что такими же свойствами обладают веревки церковных колоколов, до которых молодоженам стоило только дотронуться. Жительницы Гризак и Лозер также считали, что колокола обладают магической силой: поэтому ритуальные действия с магическими камнями они совершали под звон церковных колоколов.

У румынов считалось, что болезнь беременной женщины или ее неспособность сохранить ребенка – результат вмешательства злых духов. Одним из таких демонических существ, опасных для нее, был летающий змей (збурэторул)[65] .

Понятия о збурэторуле в румынских поверьях неоднозначны и неопределенны. Его представляли существом, способным превратиться в мужчину или женщину. «Збурэторул», или «змеу», мог принимать различный облик. Иногда он появлялся в виде летающего змея с огненным хвостом. Этот злой дух как бы олицетворял любовную связь между мужчиной и женщиной: «ночью он принимает облик мужчины, проникает в комнату к ней…и спит с ней ». Однако, ласки збурэторула не безобидны. В результате такого посещения женщина становилась больной или бесплодной[66] .

Бездетные женщины  в Болгарии ходили к знахаркам, которые лечили травами и заговорами. От бесплодия «лечили» сурваскары – персонажи новогоднего драматического действа в зооморфных масках - Западная Болгария). В состав их ритуала (как и ритуала восточно-болгарских кукеров) входили элементы древнего фаллического культа. Один из сурваскаров прикасался фаллосом деревянной человеческой фигурки к одежде бесплодной женщины, надетой на одного из участников обряда; кукер то же проделывал с деталью ткацкого стана, напоминающей тот же орган[67] .

Существовал и ряд магических действий для желающих исцелиться самостоятельно. В Георгиев день (23 апреля / 6 мая) бездетные женщины, а в далеком прошлом также девушки и юноши, достигшие половой зрелости, валялись по утренней росе, при этом обнажали нижнюю часть тела (род контактной магии). Плодоносной силой обладала, по поверьям, прежде всего земля: она порождала росу (то есть воду – источник жизни), в которой прорастало семя. Не случайно валялись чаще на нивах и реже по траве.

Испанские ученые, располагающие обширным и многообразным конкретным этнографическим материалом, как правило, подчеркивают связь магических средств избавления от бесплодия с различными стихиями и субстанциями, которые воспринимаются как оплодотворяющие[68]. В числе первых в этом ряду – вода. На полуострове существуют особые источники, колодцы, водоемы и т.д., известность которых (как способствующих деторождению) простирается в глубь веков и которые служили иберам и римлянам, готам и арабам в том же качестве, что и их далеким потомкам. Но помимо этого существовали ситуации, когда чудодейственной становилась самая обычная вода, и местные жители прекрасно знали, как воспользоваться ее волшебной силой[69] . В одних случаях надо было погружаться в воду целиком,  в других – смачивать или окроплять определенные части тела, в третьих – пить благотворную влагу и т.д.

Cверхъестественные свойства приобретала вода в Иванову ночь, и столь же благодатной считалась роса на рассвете, вот почему юные невесты из северо-западных районов Испании в день своей свадьбы катались нагишом по росистой луговой траве перед восходом солнца. В такое же время суток мечтающие о ребенке молодые галисийки (провинция Понтедра) шли в заветном месте к морю и погружались в него: считалось, что девять волн подряд, но не  больше и не меньше, оплодотворят их. Сходным образом поступали их подруги по несчастью из внутрииспанской провинции Касерес (Эстремадура) – только купались они за отсутствием моря в реке Тахо. Со всем этим явно перекликается обычай (в той же Галисии) устраивать себе мытье в Иванову ночь, для чего следовало набрать воды из девяти источников[70] .

Не менее важную, чем вода, роль играла земля. Общеизвестно бытовавшее  во многих местах отождествление женского детородного начала и борозды, фаллоса и плуга, пахоты и оплодотворения[71] . Именно такой символический смысл усматривают испанские исследователи в известном обычае, практиковавшемся в провинции Самора (Леон), когда в один из свадебных дней веселящиеся гости запрягали молодоженов в плуг и заставляли их пахать улицу.

Свойство оплодотворять или способствовать оплодотворению приписывалось различным скалам и камням. Так, в провинции Таррагона (Каталония) такая «заветная» скала выглядит отполированной, потому что приходящие сюда на протяжении многих веков бездетные женщины по обычаю трутся об нее животом. В святилище на горе Алавар (Наварра) находится камень, сидя на котором бесплодные паломницы прослушать мессу и обеспечить себе тем самым исцеление[72] .

После того, как цель была достигнута, т.е. после рождения ребенка – имели место также обряды, носившие эротический характер.

В ряде мест в Брауншвейге (Германия) при рождение девочки ставили на стол Blasenwurst (колбаса в пузыре), при рождении мальчика -  Schlackwurst. Оболочкой для последнего служил желудок, у которого имелся трубчатый отросток – что указывало на пол ребенка[73] .

У французов  во время обряда обрезания пуповины  у девочек ее, как правило, обрезали покороче, а у мальчиков оставляли – «мера по длине», т.е. по длине полового органа в момент рождения[74] .

Обязательным  в большинстве случаев было крещение младенца через несколько дней, неделю или три недели после рождения. Кум и кума – это обращение крестных друг к другу и к родителям крещенного ими ребенка.

Крестные рассматривались как родственники духовные, поэтому, по народному мнению, в брак они могли вступать только с разрешения, полученного в костеле, хотя в действительности в католицизме нет такого запрета. В польском фольклоре есть  немало свидетельств того, что с одной стороны, сожительство кумов вроде бы считалось грехом, а с другой – делом обычным и даже рекомендуемым. Есть, например, такая песня:

                     Если бы была не кумушка,
                     Просил бы тебя в постельку,
                     Но кума – это как жена брата
                     Об этом у  меня и болит голова .
                     А дело еще в том,
                     Что с кумой спать не годится[75].

Но существуют поговорки, утверждающие обратное: «Если кум куму не тронет, будет в аду по уши, не будет на небе» и др. В таких суждениях народа могли отразиться древние взаимоотношения между приемными родителями, функции которых взяли на себя крестные. По мнению польских ученых, кумовство играло в традиционном обществе важную социальную роль и по своему происхождению восходит к дохристианскому времени.

В Болгарии повивальная бабка занимала очень важное место в родильной обрядности до исполнения ребенку года. Бабке-повитухе посвящался праздник, вошедший в календарный цикл, отмечаемый 21 января, - Бабин день[76]. В этот день все молодые матери, родившие в истекшем после предыдущего праздника году, шли к народной акушерке с подарками, среди которых были и обрядовые: кусок мыла, полотенце, нередко и рубаху. При встрече с повитухой совершался обряд омовения ее рук с использованием преподнесенных ей мыла и полотенца. Это делала каждая пришедшая женщина. Повитуха благословляла приведенного (принесенного) ребенка, прикладывала к его лицу красную шерсть (продуцирующую здоровье) и некрашеную белую (долголетие). Через некоторое время накрывался стол: угощала повивальная бабка. Начинался веселый женский праздник, на который мужчины не допускались. Женщины веселились, пели песни, в том числе и эротического содержания (единственный день, когда это допускала традиционная мораль), рассказывали соленые анекдоты. После трапезы женщины выходили шумной толпой на улицу. По дороге они задевали мужчин, допускали небезобидные шутки с ними (вплоть до снятия штанов, если мужчина не мог обидеться)[77] .

У французов,  для того, чтобы молока у матери или кормилицы было достаточно, они отправлялись к святым источникам, где прибегали к магическим действиям: омывали святой водой грудь, дотрагиваясь до статуи святой Анны, прикладывали платок к груди святой Анны, а затем к своей. Так как святая Анна считается покровительницей кормящих женщин, присутствие будущих матерей на мессе в ее честь 5 февраля было обязательным, равно как 8 сентября – на мессе в честь св. Девы. С именем последней связан такой обычай: кормящие матери должны были трижды обойти церковь св. Девы с расстегнутым корсажем, после каждого обхода вернуться к источнику и омыть грудь, затем они входили в церковь и пять раз читали молитвы «Патер» и пять раз «Аве», кроме того, жертвовали несколько монет[78] .

Подводя итог, следует сказать, что свадебный обряд не оставался неизменным, инновации различного рода вносились в него постоянно. Менялась последовательность свадебных действий, с усилением роли церковного обряда, сделавшегося органической составной частью традиционной свадьбы. Свадебный ритуал нередко сокращался, некоторые старинные обрядовые действия сливались.

Следует отметить схожесть основных обрядовых действий у всех народов Европы.   При всем разнообразии традиционных обычаев и обрядов, им присуща типологическая общность. Основные элементы обрядов повторяются.
Общей тенденцией является повсеместное сокращение обрядности, в том числе и эротической. Забвение эротических элементов в родильной обрядности связано и с исчезновением института повитух,  и с развитием  медицинских услуг.

На настоящий момент можно однозначно констатировать сохранение эротических элементов в свадебной обрядности. Но следует отметить, что все они уже достаточно давно не осмысляются как действия, направленные на плодородие. Что касается предсвадебных и послесвадебных обрядов и обычаев, то они практически отсутствуют в современном обществе. Например, действия с фаллическими фетишами, менгирами навсегда остались в прошлом. Не используются теперь такие средства лечения бесплодия, как катание по росе и погружение в воду.

Эротические обряды в похоронной обрядности также существуют, хотя их количество гораздо меньше, чем в свадебной и родильной. Связана она, прежде всего с символикой поминальной пищи, культом предков. Символически смысл эротической составляющей всех обрядов семейного цикла можно выразить формулой «рождение – смерть – рождение». Круговорот человеческой жизни неразрывно связан с самой природой, частью которой является человек.

© С.Ю. Жадан, 2006 г.

<<< К главе 2. К Заключению >>>

На содержание >>>

К странице "Творчество наших студентов" >>>