Исследование выполнено при финансовой поддержке
РГНФ в рамках  научно-исследовательского проекта
«Этносоциальная структура населения Среднего
Прииртышья в XVIII веке: от источника к образу»,
проект 10-01-00498а

А.А. Крих
Россия, Омск, Сибирская государственная
автомобильно-дорожная академия

КАЛМЫКИ В СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ ТАРСКОГО ПРИИРТЫШЬЯ (XVII–XVIII ВВ.)
 

В XVII в. дальнейшему продвижению русских отрядов по Сибири в южном направлении препятствовали стремительные кочевники – киргизы (казахи) и калмыки (ойраты или джунгары). Более столетия южным сибирским форпостам Российского государства Таре, Томску и Красноярску приходилось сдерживать (и не всегда успешно) натиск кочевых народов. Военные столкновения приводили к появлению пленных – ясырей – в русских городах. В первой трети XVII в. практиковалась распродажа пленных, захваченных в результате российско-киргизско-джунгарских столкновений. По окончанию взаимных набегов начинались переговоры о размене полоном. Однако осуществить такие размены на практике оказывалось трудно. С одной стороны, пленники быстро рассеивались по разным сибирским городам, где новоиспеченные хозяева спешно крестили их в православную веру, заботясь не об их душах, а о вложенных деньгах, ведь православное население, будь то калмыки, казахи или поляки, размену не подлежало. С другой стороны, российские военнопленные аналогичным образом рассеивались по отдаленным джунгарским улусам и собрать их для обмена оказывалось едва ли не более сложной задачей [15, с. 102].

Джунгарские правители были заинтересованы в размене полоном и в том, чтобы ойраты не оседали в чужеземных государствах в качестве рабов, т.к. их улусы представляли собой ценность лишь при достаточном количестве людей, ведущих самостоятельное хозяйство. Джунгары неоднократно требовали от российской стороны не крестить калмыков, попавших в плен в Россию. Это требование также прозвучало на переговорах с российским посолом Л.Д. Угрюмовым (1731–1733 гг.) [16, с. 94, 96].

Калмыки попадали на территорию российского государства не только в результате военных действий. В первой половине XVII в. формируется практика торга между русскими служилыми людьми и кочевниками на берегах Ямышевского озера [18, с. 398], когда казачьи отряды приплывали на дощаниках за солью. Здесь же русские служилые люди, помимо различных товаров, приобретали себе дворовых людей.

В XVII в. существовал еще один путь проникновения кочевников в сибирские города – это бегство из джунгарских улусов в результате междоусобных войн. Перебежчиков охотно принимали на службу в таких порубежных города, как Тара. В этой ситуации правило насильственного крещения не работало. Принятые на службу, но не пожелавшие принять православие калмыки числились в составе служилых татар. В 1660-х гг. в Таре служил «выезжий юртовской служилый татарин Чолбар Кочашев сын Зайсанов», а затем его сын – Иткучук Чолбаров сын Зайсанов* [8, с. 165].

Крестившихся ойратов можно было встретить среди тарских казаков: в литовском списке в 1676 г. числился Пронка Петров Тайша, видимо, знатный выходец из калмыцких улусов, оставивший джунгарский княжеский титул в качестве фамильного прозвища своим потомкам [1, л. 6 об]. Еще двое служилых – драгун и казак черкасской сотни, – носили прозвище «Калмак» [1, л. 7 об, 16 об]. Крещеные калмыки стали основателями трех семей беломестных казаков Татмыцкой слободы – Мазлаевых, Шульгиных и Лисенковых [2, л. 247 об., 249 об.–250].

Перебежчики джунгары охотно использовались в качестве толмачей. В 70-х гг. XVII в. в Таре служил переводчиком с калмыцкого языка Васка Кундусов, который, как и многие другие тарские служилые люди, владел дворовыми «калмыцкой породы» [2, л. 15 об.].

Поставщиками «живого товара» для сибиряков являлись бухарские купцы, владевшие многочисленной калмыцкой дворней. В начале XVIII в. во владении бухарцев, проживавших в Тарском уезде (161 чел. м.п.), находилось 26 дворовых калмыков [11, с. 141]. Самой малочисленной группой рабовладельцев в Тарском у. были служилые юртовские татары: в их распоряжении находилось 7 чел. м.п. дворовых калмык [12, с. 103–104, 107, 134–135]. Объясняется это тем, что в зависимости от служилых татар находились захребетники, обрабатывающие их наделы, поэтому их потребность в зависимых людях из других категорий была невелика.

В общей сложности в начале XVIII в. в Тарском у., включая город, проживал 71 чел. м.п. крещеных калмыков и их потомков (табл. 1). В самой Таре 44 жителя являлись калмыками, что составляло 5% мужского населения города. Большинство калмыков принадлежали к социальным группам дворовых и бобылей. Среди дворового населения Тарского Прииртышья калмыки составляли 61,4%, среди бобылей – 61,5% [2]. Преобладание калмыков среди бобылей объясняется тем, что в 1694 г. многие дворовые люди, принадлежавшие преимущественно простым конным казакам, были отпущены на волю и перешли в другие социальные группы. В частности, двое дворовых калмыков вместе со своими детьми (4 чел. м.п.) стали крестьянами [2, л. 229, 242], но большинство бывших дворовых были записаны захребетниками, не платящими оброка (24 чел. м.п.) [2, л. 128 об.–131, 265, 331 об.]. В ходе дозора 1701 г. захребетников перевели в разряд бобылей и обложили денежным оброком. Большая часть калмыков из этой социальной группы жили своим двором и зарабатывали на жизнь наемной работой.

Таблица 1

Социальная структура калмыцкого населения Тарского у. (начало XVIII в.)

Составлено по ГУ РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 1812.

По степени обеспеченности дворовыми тарские служилые люди значительно уступали томичам. По подсчетам А.А. Люцидарской в 1703 г. в Томском у. проживало 288 дворовых людей**, причем 73% (210 чел.) происходили из числа сибирских аборигенов, преимущественно «калмыков» [13, с. 103]. Наличие большого числа дворовых калмыков в Томском у. объясняется захватом пленных в результате военных операций служилых людей в ответ на грабежи южных сибирских городов объединенными силами енисейских киргизов и джунгар [16, с. 13]. Дворовые люди Томского у. жили преимущественно на заимках служилых людей, в то время как в Тарском у. в деревнях служилых людей проживало всего 29 чел. м.п., среди них – 12 калмыков.

С точки зрения специфики социальной истории, в Сибири интерес представляет социальная принадлежность хозяев дворовых людей. В Тарском у., включая город, 75% дворовых принадлежали командному составу, включая детей боярских, и лишь 25% дворовых находились в зависимости от нижних чинов – толмачей, конных и пеших казаков и др. Больше всего дворовых принадлежало семье Чередовых, проживавшей в с. Знаменском (Изюк). Глава семьи – сын боярский Александр Власов сын Чередов, – владел тремя дворовыми людьми, двое из которых были еще детьми (7 и 5 лет). Его старший сын Яков служил в звании ротмистра и имел в своем распоряжении трех дворовых. Трое других сыновей Александра Чередова – Микита, Афонасей и Алексей, – были детьми боярскими и в общей сложности в их хозяйствах работало 6 человек. По два раба имели племянники Александра Власова Чередова. В совокупности в семи самостоятельных хозяйствах этого семейства имелось 68 лошадей, 59 коров, 10 овец, обрабатывалось 29 десятин пашни. Все это содержалось 16 дворовыми людьми [2, л. 293, 294, 302, 303, 304 об.].

В Дозорной книге Тарского у. 1701 г. не была указана этническая принадлежность дворни Чередовых, однако в первых десятилетиях XVIII в. представители этой семьи неоднократно ездили во главе российских посольств в Джунгарию [16, с. 28, 33].
Не менее значительным являлось хозяйство татарского толмача Митки Иванова сына Логинова из д. Логиновой, которое состояло из 10 лошадей, 30 коров, 20 овец и рыбной ловли. В хозяйстве толмача также трудились дворовые люди – «кабальной» Якушко Петров «да калмыченки» Ивашко Нефедьев (12 лет) и Оска Петров (6 лет) [2, л. 194 об.].

Всего в Тарском у. находилось 27 хозяйств, в которых содержались дворовые. Лишь в 7% хозяйств количество дворовых людей превышало 3 человек. В большинстве случаев, а это 67% дворов, служилые люди владели 1–2 крепостными. Преимущественно это были семьи, где либо не было детей мужского пола, либо они были слишком малы, чтобы являться надежными помощниками отцам, которые большую часть времени проводили на службе (53% крепостных людей работали именно на такие семьи). Не случайно среди владельцев дворовых нет неповерстанных на службу детей казаков и стрельцов. Таким образом, дворовые люди играли важную роль в хозяйстве служилого населения беспокойного в военном отношении региона.

Некоторые исследователи занижают роль данной категории населения в экономическом освоении Сибири, считая, что хозяйства, основанные на рабском труде в целом по Сибири в XVIII в. были редкостью. В пользу этого вывода приводятся два аргумента: 1) незначительное количество дворовых в целом по Сибири; 2) «рабами становились преимущественно кочевники, не приспособленные к земледелию» [14, с. 75]. Последнее утверждение проистекает из незнания хозяйственной специфики Сибирского региона, особенно его лесостепной зоны, где большую роль играло скотоводство, в том числе и в городах [10, с. 131]. Существовали в Сибири и промышленные предприятия, основанные на труде крепостных. В Тобольской губ. IV ревизия зафиксировала 5 подобных мануфактур, на которых трудилось 170 чел. м.п. [5, л. 460 об., 463 об.], что составляло 6% от общего количества дворовых людей мужского пола Тобольской губ. В частности, в г. Таре по этой же ревизии 25% дворовых людей являлись работниками на трех мануфактурах [5, л. 460 об.]. Большинство дворовых людей Западной Сибири, а это 65%, проживали не в городах, а в сельской местности и, соответственно, были заняты в секторе сельского хозяйства. Конечно, роль дворовых людей в экономике Сибири XVIII в. не стоит преувеличивать, но ее не стоит и приуменьшать: для определенных социальных слоев сибиряков содержание дворовых людей являлось не вопросом престижа, а насущной необходимостью.

Ревизский и церковный учет населения позволяют проследить динамику количества дворового населения в г. Таре на протяжении XVIII – первых десятилетий XIX вв., представленную в таблице 2. По II ревизии населения, проходившей в Тарском окр. в 1747 г., дворовые люди имелись лишь в хозяйствах горожан и составляли чуть больше одного процента от общего количества податного населения. Ойратов среди дворового населения города было немного – всего пять человек. Однако в городе проживало 19 калмыков-отпущенников, т.е. бывших дворовых людей, не приписанных к каким-либо податным группам. Таким образом, по материалам переписи 1747 г., калмыки составляли 1,6% от податного населения г. Тары***. На самом деле эта цифра не соответствовала действительному количеству калмыков, проживавших в городе. Дело в том, что дворовые калмыки и калмыки-бобыли, а также их дети, учтенные Дозорной книгой 1701 г., к моменту проведения второй ревизии относились, в большинстве случаев, к социальной группе разночинцев, этническая принадлежность которых не указывалась. К примеру, уже упомянутые дворовые калмыки татарского толмача Митки Иванова Логинова в материалах второй ревизии являлись разночинцами [4, л. 78 об.].

Таблица 2

Количество дворовых людей в г. Таре (XVIII – начале XIX вв.)

Составлено по: ГУ РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 1812; Ф. 243. Оп. 52. Д. 4342. Лл. 459 об – 479 об; Ф. 350. Оп. 2. Д. 3520. Л. 1; ГУТО ГАТ. Ф. 329. Оп. 1. Д. 65. Л. 5; Ф. 156. Оп. 1. Д. 2980. Л. 28; ГУ ИсА. Ф. 16. Оп. 1. Д. 40. Лл. 749 об, 768, 785, 801 об.; Мальцев И.А. Рабство в Сибири и Оренбургском крае в XVIII – первой половине XIX вв.: дисс. … канд. ист. наук. – СПб., 2009. – С. 68.

Знак «–» означает, что эти данные в источнике отсутствуют.

Разгром Джунгарии китайскими войсками в 1755–1758 гг. привел к увеличению количества дворового населения в Сибири. Цинское правительство стремилось к поголовному истреблению ойратов. Российские власти в Сибири оказались в сложном политическом и экономическом положении, столкнувшись с проблемой в виде тысяч беженцев из погибшего государства – с одной стороны, принятие их грозило испортить отношения с Китаем, с другой, держать границу «на замке» немногочисленные отряды казаков и служилых людей были просто не в состоянии. 23 июля 1758 г. российская сторона распорядилась принимать только тех джунгар, которые согласятся стать православными. Было указано принимать джунгар в подданство небольшими группами. Конечно, это были меры, направленные на компромисс с китайской стороной, и они далеко не всегда проводились в жизнь: по данным И.А. Ноздриной к 1760 г. в российское подданство было принято 14691 чел., из которых лишь 1765 чел. были крещены [17, с. 124]. Джунгар было решено переселить на Волгу, но поскольку процесс не был полностью организован, то это сказалось и в росте числа дворовых людей в Южной Сибири.

Материалы церковного учета населения за 1760 г. свидетельствуют о том, что в г. Таре в это время проживало 47 мужского пола и 56 женского пола дворовых людей [3, л. 28], т.е. количество дворовых мужчин увеличилось в два раза по сравнению с 1747 г. В деревнях и слободах Тарского у. проживало 12 мужчин и 11 женщин дворовых [3, л. 28]. К сожалению, в источнике отсутствует информация о том, сколько среди дворовых было калмыков.

К моменту проведения IV ревизии населения в 1782 г. количество дворовых людей в Таре снова увеличилось в два раза. Недавно приобретенные ойраты составили 38% от общего количества тарских дворовых (табл. 2). Увеличение количества дворовых людей произошло в целом по городам и округам Западной Сибири. По сравнению с 1763 г. количество крепостных людей в Западной Сибири возросло в 1,5 раза (с 1609 чел. м.п. в 1763 г. до 2439 чел. м.п. в 1782 г.) [3, л. 30; 5, л. 459 об., 460 об., 463 об., 475 об., 479 об.]. На протяжении второй половины XVIII в. сохраняется преобладание дворовых людей в сельской местности: в 1763 г. в сельских поселениях и заштатных городах их проживало почти в три раза больше, чем в уездных городах. Даже в губернском городе Тобольске дворовых людей было меньше, чем в его округе. По количеству крепостных людей безусловное первое место принадлежало г. Тобольску, на втором месте в 1763–1782 гг. находился г. Тара, который к 1795 г. уступил свою позицию сибирского центра крепостничества Кургану, Омску и Ялуторовску.

Резкое увеличение количества крепостного населения в Сибири между ревизиями 1763 и 1782 гг. можно объяснить, тем, что в 1771 г. переселенные на Волгу ойраты тайно от российских властей попытались вернуться в южно-сибирские степи, которые к тому времени были надежно закреплены за казахами [19, с. 10]. В результате казахских набегов на кочевья беглецов, масса ойратского населения оказалась в плену. Часть этих пленников оседала в казахских улусах, часть попадала на российские меновые дворы.

Как уже отмечалось, дворовые калмыки в русских населенных пунктах подлежали обязательному крещению. Хозяева зачастую выступали в качестве восприемников у своих дворовых, в связи с чем, отчества у дворовых калмыков были производными от имени владельца. К примеру, у жителя д. Солдатовой Ложниковского прихода Степана Михайлова Солдатова (1739 г.р.) был дворовой калмык Василий Степанов (1767 г.р.) [6, л. 277]. В д. Мамешевской Бутаковского прихода у Якова Васильева Филимонова (1746 г.р.) жил калмык Иван Яковлев (1763 г.р.) с женой и дочерью [6, л. 278]. После крещения калмыки также получали фамилию своего хозяина. Дворяне, владевшие калмыцкой дворней в Таре, были более изобретательны в выборе имен для своих крепостных людей. К примеру, надворный советник Христофор Петрович Борисов, владел калмыками Африканом Христофоровым (1799–1813) и Азией Васильевым (1806 г.р.) [7, л. 46 об.].

Дворовые калмыки, по указу от 9 января 1757 г., должны были находиться в услужении у своих покупателей недворянского происхождения «вечно», т.е. до своей смерти. Их дети юридически считались свободными людьми, поэтому они должны были приписываться к какому-либо сословию и платить подушную подать [14, с. 74]. На практике, как показывает анализ материалов ревизий населения, а также исповедальных ведомостей XVIII – начала XIX в., дети купленных «крепостных людей калмыцкой породы», проживая со своими родителями, считались de-facto дворовыми людьми [4, л. 9, 66–66 об.].
Таким образом, ойраты находились в более тяжелой форме крепостной зависимости, чем казахи, которые также пополняли ряды дворового населения русских сибиряков и бухарцев, но по указу от 23 мая 1808 г. должны были оставаться в услужении до своего 25-летия. Положение об освобождении дворовых людей по достижении 25-летнего возраста было распространено на калмыков и людей других национальностей лишь в 1819 г. [14, с. 75].

Таким образом, следует обратить внимание на следующие особенности положения калмыков в структуре сибирского населения России XVII–XVIII вв. Место калмыков в социальной структуре и их роль в экономической жизни региона обусловливались двумя основными факторами. Первый – внешнеполитические условия (сначала взаимные набеги, после – давление Китая), которые обеспечивали постоянный, а иногда и почти неконтролируемый приток калмыков в российские земли. Второй – социально-экономическая структура русского населения Сибири (преобладание служилых людей), которая в XVII в. в известных пределах нуждалась в дополнительной рабочей силе. Как в первом, так и во втором случаях роль Российского государства заключалась скорее в реагировании на сложившиеся условия, чем в проведении какой-либо строгой политики. Именно поэтому изучение данной проблемы не может быть полноценным, если проводить его только с опорой на юридические источники. Переменчивая жизнь южносибирского пограничья предлагала такие обстоятельства, которые трудно было предвидеть в далёкой столице.

 

Список источников и литературы

1. ГУ РГАДА (Государственное учреждение «Российский государственный архив древних актов»).. Ф. 214. Оп. 1. Д. 610.

2. ГУ РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 1812.

3. ГУТО ГАТ. Ф. 156. Оп. 1. Д. 2980.

4. ГУ РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 3520.

5. ГУ РГАДА. Ф. 243. Оп. 52. Д. 4342.

6. ГУ ИсА (Государственное учреждение «Исторический архив Омской области»). Ф. 16. Оп. 2. Д. 19.

7. ГУ ИсА. Ф. 408. Оп. 3. Д. 688.

8. Бахрушин С.В. Сибирские служилые татары в XVII в. // Бахрушин С.В. Научные труды. Т. III. Избранные работы по истории Сибири XVI–XVII вв. Ч. 2. История народов Сибири в XVI–XVII вв. – М.: Изд-во АН СССР, 1955. – С. 153–175.

9. Булыгин Ю.С., Бородавкин А.П. и др. История Алтая. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1983. – Ч. 1. – 185 с.

10. Жиров А.А. Купечество Тары во второй половине XVIII – начале XX в. (К характеристике специфических черт провинциального купечества Сибири) // Актуальные вопросы истории Сибири. Вторые научные чтения памяти проф. А.П. Бородавкина: Материалы конф. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та. – 2000. – С. 130–134.

11. Корусенко С.Н. Первые поселения бухарцев в Тарском Прииртышье (по материалам Тарской книги 1701 г.) // Интеграция археологических и этнографических исследований: сб. науч. тр. – Омск: Изд-во Омск. пед. ун-та, 2010. – С. 140–143.

12. Корусенко С.Н. Этносоциальная история и межэтнические связи тюркского населения Тарского Прииртышья в XVIII–XX веках. – Омск: Издат. дом «Наука», 2006. – 218 с.

13. Люцидарская А.А. Категория населения – дворовые люди. Сибирь, XVII – начало XVIII в. // Сибирь в XVII–XX вв.: демографические процессы и общественно-политическая жизнь: Сб. науч. тр. – Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии Сиб. отд-ния РАН, 2006. – С. 96–108.

14. Мальцев И.А. Легальное рабство в Сибири и Оренбургском крае в XVIII – первой половине XIX в. // Вестник С. –Петерб. ун-та. – 2007. – Сер. 2. – Вып. 3. – С. 71–93.

15. Миллер Г.Ф. История Сибири. М.; Л.: Из-во АН СССР, 1937. – Т. 2. – 637 с.

16. Моисеев В.А. Россия и Джунгарское ханство в XVIII в. (очерк внешнеполитических отношений). – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1998. – 174 с.

17. Ноздрина И.А. Калмыцкое ханство в системе международных отношений в Центральной Азии в XVIII веке: Дисс… к.и.н. – Барнаул, 2007. – 212 с.

18. Ретунских Н.А. Характер и формы русско-джунгарской торговли. XVII – первая половина XVIII в. // Актуальные вопросы истории Сибири. Третьи науч. чтения памяти проф. А.П. Бородавкина: Материалылы всерос. конф. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. – С. 398–403.

19. Томилов Н.А. Казахи в этнической ситуации Западно-Сибирской равнины в конце XVI – начале XX в. // Степной край Евразии: историко-культурные взаимодействия и современность: тез. докл. и сообщ. V Междунар. науч. конф. – Омск: Изд-во Ом. ун-та, 2007. – С. 8–12.

 

Примечания

* Зайсаны – представители низшей ойратской знати, управляющие княжеским хозяйством или улусом.

** По сведениям алтайских историков, по переписной книге 1703 г. в Томском у. проживал 251 холоп, в самом Томске – 58 дворовых людей [9, с. 67].

*** Не смотря на то, что по указу от 16 ноября 1737 г. дворовые калмыки не облагались подушной податью, тем не менее, они учитывались в ревизиях населения. Однако говорить о полноте этих данных в отношении ревизии 1747 г. вряд ли возможно.

Статья опубликована: Крих А.А. Калмыки в социальной структуре русского населения Тарского Прииртышья (XVII–XVIII вв.) // Интеграция археологических и этнографических исследований: сб. науч.тр. – Казань; Омск, 2010. – Ч. 1. – С. 133–137.