Н. Навроцкая

Студентка физического факультета Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского

Лакское гостеприимство

Это рассказ моей мамы о том, как она в 1980 году ездила в Махачкалу.
«Я приехала в Махачкалу к своей подруге Гале – Галимат. Мы вместе учились в школе, а потом и в институте. Галя – лачка по национальности. После того, как Галя окончила институт, ее семья переехала в Дагестан.

Был август. Стояла 40-градусная жара. Каспийское море было как парное молоко. Я впервые оказалась в тех краях, да еще и не по путевке, поэтому с интересом наблюдала за жизнью людей в Махачкале. В Дагестане живет много народностей: лакцы, даргинцы, аварцы, лезгины, кумыки и др. И у каждой – свои обычаи и культура.

Идем по улице. Мимо важно вышагивает мужчина средних лет, одетый в темный костюм (в такую-то жару!), а на полшага отставая от него, идет его жена в ярко красном платье, увешанная драгоценностями: кольца, браслеты по нескольку штук на каждом запястье, цепи с кулонами и без них, огромные старинные серьги, а на ногах растоптанные старые комнатные тапочки! Подруга объясняет, что глава семьи демонстрирует свой достаток и показывает, что его жена из старинного рода и с хорошим приданым. А обувь в данном процессе элемент не существенный.
Девушка из хорошей семьи должна иметь на момент замужества определенное количество украшений, часть из которых передается веками от матери к дочери, а часть обязательно должна быть новой, купленной отцом девушки и подаренной женихом. У подруги отец умер давно, когда она была совсем ребенком, но заботу об ее украшениях на себя взял брат отца.

Гудящая вереница машин проносится по проспекту Калинина. Над первой машиной развевается огромный платок с рваными краями, ветхий от времени. Оказывается, это свадьба. Платок выступает в роли генеалогического древа, чем он старее, тем древнее род, к которому принадлежит невеста. Платок передается от матери к дочери.

Мусульманский праздник Рамазан. После поста лакцы праздновали: ходили в гости, угощали родственников, соседей, друзей. Нас с подругой пригласила в гости ее престарелая тетя. Подруга придирчиво выбирала мне одежду, посмеиваясь над необходимостью отказаться от брюк и короткой юбки, запретила пользоваться косметикой. Вскоре наряд был выбран – платье миди из темной купонной ткани – и мы пошли.

Тетя жила на окраине города в белом саманном доме, чем-то напоминающем украинскую хату. Во дворе по шпалерам вился виноград. Огромные разноцветные кисти висели над головой. Сразу отступила жара, как будто попали в другую климатическую зону. Под ногами почва была такой плотной, как будто чем-то мазанной, можно было идти босиком, не запачкав ступней. Чистота и порядок во дворе были идеальные, а ведь женщина жила одна и было ей чуть меньше восьмидесяти. На небольшом столике стояло множество серебряных и медных кувшинов и кувшинчиков, украшенных затейливой резьбой, с высокими узкими горлышками, изящными крышечками. Кувшины были наполнены водой. Лакцы отличаются чистоплотностью и с такими кувшинами они ходят в туалет (в доме не было канализации и водопровода).

Мы вошли. Комната была длинной и не очень широкой, некое подобие веранды. На полу лежал очень красивый узкий ковер с мелким «персидским рисунком», на накрытом столе на больших серебряных блюдах лежали всевозможные лакомства, названий которых я не знала, и фрукты. За столом сидели пожилые нарядно одетые женщины. Галя сказала по-лакски полагающееся в данном случае приветствие, все одобрительно отозвались, заговорили о чем-то оживленно, по их взглядам я поняла, что они говорили обо мне. Галя шепотом пояснила: женщины интересуются, чья я дочь. Гул разочарования в ответ на пояснения тетушки – гостья русская. Интерес ко мне пропал: потенциальной невестой я не являлась.

Нас пригласили к столу. Домашняя халва, которую готовят специально к этому празднику, таяла от одного взгляда на нее. Грецкие орехи, сваренные в меду с кусочками песочного теста и изюмом, какое-то печенье, название которого Галя перевела как «поцелуйчики», были изумительными. Я сладкоежка, и поэтому помню только сладости, которые мы с подругой уплетали за обе щеки, забыв о приличии.
Лакцы воспитывают своих дочерей в строгости. Девушка должна быть скромной, застенчивой, во всем слушаться старших. Как правило, жениха выбирают родители.

У Гали тоже был жених, умный, красивый, хорошо образованный, из интеллигентной семьи, любящий ее. Но трагедия в том, что в Омске остался парень, которого она очень любила. Родственники запретили выходить ей замуж за русского. Ультиматум «если ты выйдешь замуж за него, мы все отвернемся от тебя» ее напугал. Лакцы - маленькая народность, всего несколько десятков тысяч человек, и, возможно, таким образом они хотят сохранить себя как этнос. Мужчинам не возбраняется женитьба на «чужеродной» и пример тому Галин старший брат Халид, балагур и весельчак. Он был женат на русской и у него двое сыновей. Остаться без поддержки близких – быть отверженной. Страдать больше всего будет ее мать, так как помощь семье родственники оказывали постоянно и совершенно бескорыстно, ведь Галина мать осталась без мужа, и по традиции заботу о ее семье взяли на себя ближайшие родственники.

Пока мы наслаждались едой, женщины о чем-то оживленно беседовали, время от времени перебирая свои четки. Во дворе раздались мужские голоса, и Галя сказала, что придется уходить, так как женщинам, а тем более молодым девушкам, не положено в этот день сидеть за одним столом с мужчинами. Видя наше сожаление по поводу недоеденного лакомства, Галина тетушка велела нам взять со стола все, что хочется, и идти в летний дом.

Вошли пожилые мужчины с традиционным приветствием, а мы вышли во двор.
Летний домик был тоже саманным, с земляным полом, устланным цветными ковриками ручной работы, такие же коврики были на топчане и на стене. Маленькое окошко едва пропускало дневной свет, в домике было прохладно. Мы сели за стол и стали доедать принесенное с праздничного стола. Потом мы срезали гроздь винограда, которая висела прямо у дверного проема. Это было так здорово! Теплый сизый виноград, пахнущий свежестью и, одновременно, летним зноем; прохлада земляного пола, которая ощущалась босыми ногами через ковер; подруга, которая была искренне рада моему присутствию, девичья болтовня ни о чем; а вокруг какие-то старинные бытовые мелочи, как из сказок Шахерезады (кстати, одну из сестер Гали звали Шахерезада, Шура): огромный глиняный горшок, нож с чеканкой на рукоятке (этим ножом Галя срезала виноград), медный сияющий таз с узором, напоминающим арабскую вязь, огромный платок с шелковыми кистями, небрежно брошенный на подушку... Как ни странно, но память хранит и цвет, и запахи, и ощущения...

Традиция требовала в этот день посетить всех родственников, которые по какой-либо причине не могли прийти по приглашению. Мы пошли навестить больную двоюродную тетушку Гали. Она жила на другом краю улицы с семьей младшего сына.

Дом был большой и современный. Двор также тщательно ухожен и также увит виноградом. Обстановка в доме современная и поэтому даже не запомнилась, наверное, была как у всех в то время. Внучка тетушки пригласила нас в комнату больной. Ее нужно было поприветствовать, но пока мы ели, болтали, шли по улице, Галка забыла эту фразу. По-лакски она понимала все, но говорила с трудом (родилась и выросла в Омске), и перед тем как нас отправить в гости, ее мама, тетя Фатима, несколько раз повторила ей фразу, которой она должна была поприветствовать больную родственницу. Мне было и смешно, и неловко от возникшей ситуации.
Девочка, сопровождавшая нас, прыснула в кулак и проговорила гортанную фразу, а Галя заявила: «Именно это я и хотела сказать!».

В комнате был полумрак, у порога справа стоял большой сундук, застеленный ковриком, чем-то напоминающий уже виденный мною, я присела на него и голыми пятками ощутила неровную металлическую поверхность. Тетушка лежала высоко на подушках и, разговаривая с Галей, перебирала четки. Она была глуховатой и плохо понимала, что говорит Галя, а та не могла повысить голос, это было бы непочтительно, поэтому «толмачом» была девочка, которая кричала бабушке на ухо на родном языке, то, что говорила Галя по-русски.

Мне очень запомнилась эта поездка. Я слушала гортанную речь горцев, видела стариков, внешне похожих на Расула Гамзатова, удивлялась крякающим звукам даргинского языка. Девушки-даргинки очень интересно завязывали огромные платки: платок не складывается «на угол», а полным квадратом прикрывает всю спину, таким образом, под подбородком завязываются два угла одной стороны. Девушки были в платьях из натурального шелка с длинными рукавами, кроем напоминающих узбекское платье, длиной до колена или чуть ниже, из-под платья выглядывали длинные трикотажные панталоны. Конечно, так одеты были горянки, а не городские девушки. У всех у них были длинные косы. Стриженые горянки мне не попались за все время ни разу (и у подруги тоже огромная косища: обнаженное тело не видно под распущенными волосами, такие они у нее были густые, а длиной доходили до щиколоток).

Это было более двадцати лет назад. Перестройка и все дальнейшие события прервали многие связи. Как сложилась дальнейшая судьба моей подруги, я не знаю. Когда показывают Дагестан и Махачкалу, я вглядываюсь в каждое женское лицо, вдруг увижу ее...

Наверное, также изменились люди там, как и весь мир вокруг...

© Н. Навроцкая, 2004

На страницу проекта >>>

На "Творчество наших студентов" >>>