Статья подготовлена при финансовой поддержке
гранта РФФИ № 05–06–80470 и
гранта РГНФ № 05–01–90102 а/Б

М.Л. Бережнова

ОСОБЕННОСТИ ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА
БЕЛОРУСОВ ОМСКОГО ПРИИРТЫШЬЯ
(о возможности реконструкции традиций погребального обряда прошлого)

Проблемы реконструкции архаичных форм традиционной культуры перед современной наукой стоят не менее остро, чем раньше, когда ученые-гуманитарии еще только нащупывали возможные пути этих исследований. Реконструкция с опорой на этнографические сведения особенно важна там, где мы не имеем письменных и археологических источников и не можем рассчитывать на их обретение в дальнейшем.

Следует отметить, что в реконструкциях в области духовной культуры, вне сомнения, преуспели этнолингвисты и фольклористы. Особенно плодотворной представляется широко используемая в настоящее время идея о прочтении культуры и, уже, обряда как текста [ 9, с. 20–24; 10, с. 63–65, 167–168]. Н.И. Толстой, указывая на то, что любой обряд представляет собой текст, вводит понятия «“грамматики” обрядов» [10, с. 63], «фразеологии символов», т.е. устойчивых сочетаний символов, которым «присущи почти все свойства словесной фразеологии» [10, с. 187–188]. Особенно интересна идея о том, что в обрядах, как и во фразеологии, могут сохраняться древние элементы, собственный смысл которых уже утрачен (например, значение слова ‘стрекач’ в современном русском языке раскрывается только в сочетании ‘задать стрекача’). Наиболее существенными для реконструкции являются свидетельства, полученные в архаических культурных зонах, к которым, в частности, была отнесена и Белоруссия [10 , c. 50].

Есть очень большой соблазн использовать разработанные в этнолингвистике методики для реконструкции этнографо-археологических комплексов или хотя бы обрядовых их компонентов. Рассмотрим на примере реконструкции погребального обряда русских, чем может быть затруднена эта работа. Во-первых, русский сибирский обряд погребения, в том числе и его «притарский» вариант, есть результат контаминации обрядов европейской России. Однако свидетельств об обряде, выполненных по единой методике, относительно немного. Существенные для нас наблюдения над формой и размерами могил, могильных холмов, намогильных сооружений, кладбищ в целом являются в имеющейся литературе случайными, единичными. Можно лишь надеяться, что в ходе археологических исследований русских памятников разного времени будет накоплен некоторый материал по размерам и формам могил, планиграфии кладбищ, сделаны некоторые наблюдения (возможно!) над формой намогильных сооружений. Это, вероятно, поможет выстраиванию хронологических рядов элементов обряда, уточнению «грамматики» обряда, описанию предметного плана обряда.

Работа по накоплению все новых наблюдений за обрядом в такой перспективе должна охватывать не только русские сибирские материалы, но и шире – все славянские, принесенные в Сибирь переселенцами разного времени, а также, по возможности, собирание «коллекции сведений» (по точному выражению О.А. Седаковой) о погребальном обряде европейской части России. Что касается сбора сведений о вариантах погребального обряда в Притарье – базовом районе исследований этнографо-археологических комплексов, то необходимо отметить особенности белорусской обрядности.

В 1993–1994 гг., когда еще только начинались исследования погребального обряда русских Омского Прииртышья по этноархеологическим методикам, были проведены разъездные экспедиции по старожильческим районам Нижнего Притарья. Еще тогда в поле зрения этнографов попали необычные, выделяющиеся среди других кладбища с. Поречье, д. Игоревка и д. Алексеевка Муромцевского района Омской области (рис. 1). Из бесед с местными жителями стало ясно, что эти населенные пункты были основаны в конце XIX – начале XX вв. белорусскими переселенцами. Особенностями этих кладбищ были необычные для других мест намогильные сооружения – так называемые «доски», т.е. обкладка намогильного холма досками, бoльшие, чем на других кладбищах, размеры крестов, и особый тип поминальных полотенец («фартуки»), которые повязывали на намогильных памятниках.

Только через 12 лет Русский отряд этнографической экспедиции ОмГУ снова дислоцировался в местах расселения потомков белорусов – на территории Атирской сельской администрации Тарского района Омской области. Мы ожидали, что кладбища в этих местах будут похожи на те, что были описаны в Пореченской сельской администрации. Но в Атирке мы наблюдали только отдельные приметы белорусского кладбища – «доски» и увеличенные, по сравнению с другими местами, размеры намогильных сооружений. Мы не встретили «фартуков», наблюдали меньше, чем на других «российских» кладбищах полотенец («рушников»), но зато на кладбище в Атирке были описаны так называемые «домики», которые мы идентифицировали с голбцами [1 ]. На кладбищах соседних с Атиркой деревень, основанных также белорусами, были описаны кресты особой формы, не встречавшиеся автору нигде, кроме этих кладбищ (рис. 2). Но там не было ни голбцов, ни «фартуков».

Таким образом, были выявлены особенные черты не только «белорусских» кладбищ в целом, но и в сравнении их друг с другом. Самое очевидное объяснение – белорусское население исследованных мест имеет разное происхождение. Эта версия в целом подтвердилась. Выяснилось, что население современного села Атирки и окрестностей в основном потомки выходцев из Могилевской и Витебской губерний. Но среди них есть и те, чьи предки переселялись из других белорусских губерний. В Поречье жили переселенцы из Минской губернии, В Игоревке – из Минской и Могилевской, а рядом были сейчас уже не существующие деревни, основанные выходцами из Виленской и Минской губерний [7 , с. 266]. Следует, однако, учитывать, что в XX в. происходили частые подвижки населения, особенно в период ликвидации неперспективных деревень, и состав жителей отдельных поселений существенно менялся.

При знакомстве с самим обрядом становится ясно, что он в целом не отличается вариантов, распространенных в других группах русских Омского Прииртышья. Особым для этого региона является только упоминание информаторов с. Атирки о том, что сразу после смерти «кровь надо пустить», т.е. «живность какую зарезать. Лучше всего свинью, но если жалко или нет ее, то режут птицу» [6, п.о. 9, л. 10 об.]. Очевидно, что этот обрядовый акт сейчас уже полузабыт, так как другой информатор из этого же села сказал: «Слышала, что иногда после смерти человека резали курицу. Но когда именно, и что с ней потом делали – не знаю» [6, п.о. 13, л. 15]. Обряды с курицей описаны в сибирских материалах, но внутренне их содержание и обрядовая формула совершенно иная [3]. К свойственным только белорусам обрядовым действиям можно отнести и поминки «дедов», которые, по информации собранной в д. Алексеевка Муромцевского района, проводились в последнюю субботу перед 7 ноября [6, п.о. 3, л. 43 об.]. По другой информации, записанной в д. Игоревка, «дяды» проводились в субботу перед масленицей, на Радуницу, перед Троицей, перед Великим и Рождественским постами [6 , п.о. 1, л. 14]. Что касается материальных компонентов, то среди них отличительных черт, выделяющих белорусский обряд, даже больше, чем среди обрядовых действий.

Обследованные нами кладбища в белорусских поселениях Омского Прииртышья располагаются на возвышенных местах, а захоронения или хотя бы часть их производят на склонах. Объясняя этот факт, жительница д. Атак Тарского района Омской области, где проживало много белорусов, сказала: «Маму похоронили вон там, под кедром. Утром проснусь, а в окно кладбище хорошо видно. Я и скажу: “Здравствуй, мама!” Вроде поговорили». Вероятно, это не единственное и не важнейшее объяснение, но сейчас довольно популярное во всех поселениях, где кладбища хорошо видны из домов.

Могилы на кладбище копали только в день похорон. В Омском Прииртышье русские старожилы и потомки переселенцев из Европейской России рубежа XIX–XX вв. обычно готовят могилы с так называемыми «полатями», т.е. со специальными земляными уступами выше уровня крышки гроба, на которые кладут деревянное перекрытие при закапывании могилы. В белорусских деревнях сейчас эта традиция появилась, но вот как она была прокомментирована в разных поселениях и в разное время. В 1994 г. в Игоревке была собрана информация, что могильные ямы здесь копают «прямые», без уступов. В 2005 г. в Атирке большинство опрошенных сказали о том, что могилы делают с полатями: «Полати у нас всегда ставят. Не знаю, чтоб не ставили» [6, п.о. 14, л. 9]. Однако встретилось и такое мнение: «Сейчас, бывает, полати делают: как ступеньки в яме выкапывают и доски стелют. А раньше так не делали. Не знаю, зачем их делают. Наверное, чтоб гроб от грязи сохранить. А некоторые, наоборот, без полатей, думают, лучше, а то обвалятся. Сейчас-то народ как обезьяны: один сделал – всем надо» [6 , п.о. 14, л. 11].

Очень устойчивой традицией, широко распространенной в белорусских деревнях, является оформление могильного холма конструкцией, которую называют «доски» (рис. 3). При этом могильный холм формируют в виде правильного прямоугольника длиной более двух метров (в Атирке длина могил, обложенных досками, составляла 230–260 см, хотя встречались и более короткие холмы – 170 см). Ширина могил зависит от того, одиночное или двойное это погребение. Двойные погребения здесь встречаются часто. Вместе хоронят чаще всего супругов, захоронение производится в две могильные ямы, расположенные рядом. Спустя год после похорон «обивают» могилу, т.е. строят конструкцию из досок. При этом формируют один могильный холм над двумя могильными ямами. Ширина «двойных» захоронений достигает 2,5 м, «одинарных» колеблется в пределах 110–170 см. Очевидно, при широкой «одинарной» могиле предполагается, что со временем в нее будет произведено подзахоронение. Высота досок достигает 30 см, такой же высоты насыпают холм, который со временем оседает и может быть ниже досок на несколько сантиметров.

Размеры могильных холмов на кладбищах белорусов по меркам Омского Прииртышья велики. На кладбищах русских холмы чаще всего имеют трапециевидную форму: в ногах, где стоит крест, ширина могилы обычно меньше и составляет 80–90 см, в головах достигает 100–120 см. Длина холмов колеблется от 190 до 230 см. Обычная их высота на кладбищах русских составляет 10–20 см.

Наиболее распространенным намогильным памятником является крест. На всех обследованных кладбищах встречались четырех-, шести- и восьмиконечные кресты. На кладбище д. Быган и на кладбище нежилой уже деревни Боровая зафиксированы кресты редкой формы: четырехконечные, на правом, левом и верхнем конце прикреплены маленькие четырехконечные крестики (рис. 2). Кроме крестов были зафиксированы также разнообразные современные памятники, сделанные в специализированных мастерских. На кладбище в Атирке сохранились памятники начала XX в. – белокаменная низкая стела и, как указывалось выше, четыре голбца.

Особенностью крестов на исследованных кладбищах является их размер. В Атирке отмечены кресты, высота которых составляет 180 см. На кладбище в Алексеевке в 1993 г. были зарисованы и сфотографированы кресты, высота которых достигала 230–235 см (два креста на семейном захоронении). В Игоревке кресты достигали 160 см высоты. Высота крестов на кладбищах в русских поселениях в среднем составляет 100–115 см.

Таким же своеобразным является и оформление могил на кладбищах в белорусских поселениях. Здесь довольно редки венки их сосновых и пихтовых веток, которых много на кладбищах нижнего Притарья. Сейчас в основном родственники на могиле оставляют фабричные искусственные цветы и гирлянды, но после похорон или частных поминок на полгода и год на намогильные памятники повязывают полотенца («рушники»). В 1993 г. в Поречье, Алексеевке и Игоревке на кладбищах почти на каждой могиле мы увидели прямоугольные куски белой ткани, к верхнему краю которых были пришиты завязки (рис. 4). На полотнищах была сделана аппликация из кусочков темной ткани или отрезков темной ленты в виде четырехконечного креста. Нижний край изделий в большинстве случае декорировали, чаще всего в технике так называемой «выбивки». По форме эти изделия похожи на миниатюрные, «кукольные» фартучки. Как мы узнали в поселениях, именно так они и называются – «фартуки». Их повязывают на намогильные сооружения (на все, не только кресты) в момент похорон и в поминальные дни – на Радуницу и в Троицкую субботу. Ежегодно фартуки заменяли, убирая старые, но если повязанное изделие сохранно, то принесенный в день поминок новый фартук повязывали поверх старого (рис. 4–5). Размеры фартуков: ширина 20–25 см, длина – 22–30 см, общая длина завязок – до 60 см.

Таким образом, погребальный обряд белорусов, как показывают приведенные выше сведения, далеко отстоит от нивелированного погребального обряда старожилов Омского Прииртышья и Нижнего Притарья. Но целый ряд его черт может быть сопоставлен с обрядами распространенными в разных местах европейской России. Например, сочетание голбцов и крестов больших размеров характерно для Русского Севера (также архаическая зона, по Н.И. Толстому) [2; 4; 8, с. 62–77]. В этих же местах часто встречались так называемые «струбцы» – столбцы, которые устанавливали на могильных холмах [2, с. 161; 4 , с. 465]. Пока имеются только единичные наблюдения на кладбище д. Игоревка, где сохранились относительно старые памятники, по форме близкие к намогильным столбцам.

Что касается «досок», то их форма не находит прямых аналогий среди опубликованных материалов. Ключом к этому явлению могут быть рассуждения И.А. Шляпкина о том, что голбцы были связаны генетически с «уступчатыми пирамидами» из дерна. Оба типа сооружений, по мнению этого автора, восходили к византийским саркофагам [11 , с. 7]. Истоки голбцов и «уступчатых пирамид» в византийских древностях с современных позиций вполне спорны. Но само наблюдение о связи двух типов памятников подкрепляется материалами даже XX в. На кладбище в д. Игоревка была обнаружена «уступчатая пирамида», редукция которой, по нашему мнению, и привела к появлению «досок» как типа намогильного сооружения.

Наиболее сложным был поиск аналогов «фартуков». Удалось найти только упоминание о том, что «в Полесье иногда на кресте на женских могилах вывешивали фартуки, а на мужских – рушники» [5]. Подобное соответствие по материалам Омского Прииртышья установлено не было, но в плане проведения реконструкции обряда кажется перспективным появление материалов из архаической зоны, что может свидетельствовать о древности этого обычая.

Таким образом, наблюдения за белорусским погребальным обрядом дают материал для реконструкции отдельных сторон архаичного обряда погребения. Сейчас представляется, что его особенностями могли быть особые типы намогильных сооружений, дошедшие до нас в редуцированых формах (уступчатые пирамиды, голбцы, вероятно, намогильные столбы), а также ряд обрядовых актов «акционального плана»: использование в обряде птицы, связь погребального обряда с кровавыми жертвами, маркировка при обрядах поминовения намогильных сооружений символами пола. Разумеется, все эти наблюдения предварительны и сделанные выводы могут быть окончательно доказаны по мере дальнейшего накопления материалов.

© М.Л. Бережнова,  2006