Экспедиция была организована кафедрой этнографии и музееведения
Омского государственного университета,
руководитель – М.Л. Бережнова.
Финансовая поддержка – РГНФ, проект № 08-01-12125в
«Этнография Омского Прииртышья: интернет-публикация
исследований и материалов»

БЕРГАМАК - СЕЛО НА БЕРЕГУ РЕКИ
(рассказы сельчан о родном селе)

История села. Кладбище

Минеев Иван Степанович  рассказал, что Бергамаку более 350 лет, «самый старый после Тары. Село основано русскими людьми, но название это татарское: «берга» – по-татарски берег, «мак» - вода, вот и получается вроде Бергамак – село на берегу реки. А вот если с чувашского переводить, то означает – один род, один очаг».

 На месте нынешнего села была тайга. Первые русские в этих местах, по словам информатора, ссыльные, каторжные, они селились рядом с татарами, около деревни Юрт-Бергамак, пользовались их угодьями, но затем стали селиться отдельно, вырубая тайгу, ставили себе дома.

Раньше село принадлежало к Тарской губернии, потом она была переименована в Омскую область. «По моим понятиям, в 30-х гг., когда Колчак ушел. В эти же года Бергамак стал селом, а до этого была слобода, на  горе Латузина располагалась. Латуза – это прозвище мужика, русским он был, трактористом работал, и учет на посевной вел. На горе этой он жил, поэтому так и называли – Латузина гора. Вот только дом его сгорел, а сам он умер».

В деревне выделяются две части: Сибирь и Россея. Люди, живущие в разных частях, отличались говором. По словам Киселевой (Чугунчиковой) Веры Семеновны, в Сибири селились первые каторжники (это наиболее старая часть села), а в Россеи – крестьяне из центральной части России.

Улицы в селе Бергамак идут следующим образом (с северо-запада на юго-восток): сначала улица Могильная, ей параллельно идут другие улицы – Чулок, Ермаковка, Церковная, Рязань. Все эти улицы выходят на Береговую улицу, которая проходит вдоль реки Тары. Южнее и дальше Рязани находится улица Пенза. На Церковной улице находится Чугунчиков край, называется так потому, что там жило много семей с фамилией Чугунчиковы. «Ближе к Таре яр был.  Дома стояли на этом яру, называли Натальюшкиным (так как бабка Наталья одна из последних жила на этом яру).  Так вот на этом месте раньше кладбище было. Когда деревня стала разрастаться, и о кладбище было забыто, дома стали ставить прямо на могилы. Вскоре берег стал подмываться рекой и обваливаться, прямо по рекам плыли гробы. Дома пришлось переносить подальше от берега».

До войны в селе было два совхоза: Пром и Избушево. В Избушево занимались земледелием, а в Проме делали из сосен бочки и другие изделия.

Грязнова (Лисина) Надежда Алексеевна рассказала, что только в этом, 2010 году, улицы были переименованы, «и таблички на дома навешали, и цифры. Вот улица Труда раньше называлась – Чулок. Улица Зеленая называлась Ермаковка, Восточная – Пенза, Центральная -  Россеей, а Лесная Сибирь звалась.  За улицей Центральной есть еще две, одну помню, что Молодежной зовется, а вторую нет. Там стариков нет. Центральная улица звалась Кооперативной. На Латузинском яру была улица Забегаловка, а под горой – Подгорная (ее затопило, дома все разобрали).

А еще Церковь раньше в деревне была, Святотроицкая называлась, Владимирской Божией Матери мы молились. 6 июля праздник этой церкви, на него приезжали из соседних деревень и сёл в Бергамак в гости.

Церковь была деревянная, а фундамент каменный, немного голубоватого цвета, в голубую краску выкрашена, а крыша – в тёмно-зелёный цвет. Восемь малых и один большой колокол. Колокола жёлтого цвета, медные. Большой колокол в высоту примерно 1,5 м, а диаметр примерно – 1,6 м. Малые колокола примерно 0,5 м, а диаметр примерно 0,5 м. Горела она у нас три раза.
В церкви три двери было: одна выходила на Чугунчиков край, другая – к магазину (Кузьмин край) и в Церковный заулок. Когда дом наш (ему лет полтораста) рядом с церковью перенесли, то гробы здесь из земли выпахивали. Мама говорила, что помнит, были эти горбики (могилы), но чуть-чуть не застала, когда ещё хоронили в этом месте».

Как рассказала Киселева (Чугунчикова) Вера Семеновна, в 1937 года церковь стали ломать, колокола сбрасывали. Большой увезли, малые отправили на пашню, к скоту и в пожарное отделение. Церковь разорили после войны и построили клуб. «Мы ребятишками бегали туда кино смотреть. Был этот клуб до 1972 года. А потом решили ее убрать и мельницу сделать. И сделали. Она даже работала. А остатки церкви разобрали и увезли в деревню Костино. Мельник – Александр Палыч Грязнов говорил, что целая она, только колоколов нет. Потом и мельницы не стало, вот только крест поставили напротив сельсовета, чтобы все помнили о том, что раньше тут церковь была. В 2004  заложили первый камень, а уже через 3 года церковь полностью восстановили».

Летом 1995 года в селе Бергамак проводились работы по инструментальной съемке действующего русского кладбища. В результате был составлен план кладбища с указанием типа намогильного сооружения для каждого захоронения, описаны, зарисованы и частично сфотографированы могилы одного сектора кладбища. Эта работа дала реконструкцию старых границ кладбища по остаткам кладбищенского рва, выделение старых и новых участков кладбища. В 2010 году изучение продолжилось, также была продолжена фотосъемка и описание могил, только уже всех секторов кладбища.

В селе было не одно кладбище, самое старое  находилось на Латузинском Яру. На предполагаемом месте кладбища местное население находило долблёные гробы и нательные крестики. Белова (Фомина) Валентина Васильевна: «Черепа с кладбища на яру я видела сама лично. Мы еще тогда молодыми были. Мальчишки купались на озере и на дне нашли череп, насадили его на палку и нас пугали. Мать мне тоже говорила, что там кладбище было. Улице была большая и длинная, она под гору уходила до озера Костяное. Остались даже погреба, их, наверное, до сих пор видно».

Современное кладбище появилось в начале XX века. Киселева (Чугунчикова) Вера Семеновна рассказала, что оно раньше делилось на три части. Первую часть – западную, от входа на кладбище занимали сибиряки – это коренные местные жители, «говорили они, окая» Вторую занимали «пришлые, они попали сюда по воли царя». И третья часть «кержацкая была. Это были православные, но вера своя. У них были свои правила. Они отмечали те же праздники, что и остальные православные. Кержаки не брали невест из среды обычных «мирян». Они имели свою посуду. Если к ним приходили гости, то им ставили другую посуду. Если кержачка давала «мирянке» молоко, то, возвращая крынку не надо было мыть. Книги у них были на старославянском языке. Кержаки отличались тем, что не ходили в Церковь, а имели простую молельню. Молельный дом состоял из молельни, кухни и двух горниц».

По сведениям информатора, кержацкое кладбище находилось рядом с сибиряками, в дальнем левом углу нынешнего кладбища по отношению к входу. «В этом месте уже давно не хоронят из-за перенаселённости, там до второй германской войны существовало три намогильных домика-будки». Будка строилась над могилой, в редких случаях и только кержаками. Строилась непосредственно вокруг могил, без входа.

«Кладбище было давно загорожено, чтобы скот не ходил, но уже все порушилось. Сейчас Павел Александрович Чопозов опять городить начал».

Этническое самосознание

Грязнова (Лисина) Надежда Алексеевна рассказала, что когда училась в техникуме, который находился в Омске на ул. 20 лет РККА в 1966году, их с подругой называли чалдонами. «Сама-то я не знаю, кто они такие. Мы раньше носили кофты без рукавов с большими замками, носить-то раньше было нечего, это сейчас смотришь на молодых, один краше другого. Ну, и вот, мы с подругой ту кофточку называли камратка. Городские смеялись над нами и называли чалдонами, из-за говора».

Еще кержаки были. Кержаки они как русские, только пользовались своей посудой. У них своя чашка, ложка, кастрюля. Чужой посудой не пользовались. Был у меня сосед через дорогу – Федоров Яков Митрич, он вот кержак. Он рассказывал сам. И мать у него кержак. Их хоронили отдельно. Это сейчас хоронят всех подряд. Хоронили их на кладбище за леском».

Киселева (Чугунчикова) Вера Семеновна: «Кержаки раньше были в Бергамаке. Сейчас их нет, остались только потомки. У них раньше были свои правила, свой быт, своя вера. У каждого члена семьи была своя ложка, своя тарелка и никто другой пользоваться ими не мог. Коренные местные жители  - это сибиряки. Они говорили на «о». Сейчас их уже нет. Последние старики умерли лет 5 назад».

Зайцев Николай Тимофеевич: «Кержаки все умерли. Были они раньше. Наверное, еще Селезневы остались, не знаю. Кержаки даже жили отдельно, вели другую жизнь. Замуж без спроса отца не давали, если с девкой что случилось до свадьбы, то все. Убивали даже. Мне это все моя бабка рассказывала Мне тогда 15 лет было. Старожила – это и есть сибиряк. Еще татары. Они сначала были в Бергамаке, а потом русские были».

Хозяйство

Минеев Иван Степанович рассказал о том, что раньше в Бергамаке выращивали лен: «Выращивали на полях, матерям давали норму, которую они должны были собрать. Чтобы лен хороший был, его садили на парах. Дергали лен в августе, руками, затем вязали в снопы, ставили сушиться. Если нужно было отделить волокно - расстилали на земле. Потом его мяли, трепали (веселкой об руку), отделяли тонкое от грубого волокна гребенкой (решетка из гвоздей, на ней чешут). Пряли лен дома, ткали на станке «Красна» в два чела (челнока). Из льняной ткани изготавливали полотенца, одежду, пояски. Из льна так же делали медицинскую вату, паклю».

Любят местные жители в Бергамаке с ружьем в лес сходить, поохотиться, да с удочкой посидеть.

Мыльников Владимир Алексеевич: «Охотиться я очень любил, но года 2 назад охотничий билет просрочил, с тех пор и не хожу. Особенно зимой любил охотиться, так натянешь шапку кроличью, фуфайку, валенки, повяжешь двустволку, вот в таком виде идешь в лес на лыжах. Лыжи-то охотничьи, размером 12 см в ширину и 1,6 м в длину, в магазине их свободно продавали. Ходили на сутки - двое, с собой, конечно, брали еду.

Обычно охотился на зайца, глухаря, куропаток, а вот на медведя – нет, хотя есть у нас такие охотники в селе.

Зашел в лес – начал бродить, искать следы. Как найдешь, натыкаешься на заячий след, то идешь не просто по следу (он же извилист, заяц скачет то вправо, то влево), а срезаешь – движешься по-прямой. Ставил я капканы на лис, на зайца – петли. Для птиц специально прихватывал четырехпетельные удавки, чтоб тушки вешать на ремень, и легко их было нести, но редко ими пользовался, так как штаны пачкались кровью.

Охотился для мяса, шкурки себе не оставлял. Заячьи, к примеру, сразу лопались, их выкидывал. А вот норки, ондатры, которые случайно в сети угадывали, выделывал. Сначала растягивал шкуру на растяжках, которые делал сам из бревен, потом с натянутой шкурки счищал жир. Затем снимал шкуру, насыпал на внутреннюю часть соли и растирал, иначе шкура закиснет, к тому же это делает ее более прочной (она дубеет)».

Минеев Иван Степанович: «Рыбалкой я занимался по вечерам после работы. Я не специалист, а любитель. Ловил сетями, их плели из ниток, в основном, капроновых, чем тоньше нить – тем лучше. Ловили мордушками и корчажками. Мордушки плел из толового прута (из ивы). Чтобы рыба лучше ловилась, дно мордушки смазывали смесью из прожаренного рыжикового жмыха и теста, можно добавить льняное семя – масса будет вязче. Внутрь клали хлеб, картошку вареную, огурец. Сверху на мордушку одевалась толпышка, ей затыкали верх, чтобы рыба не выходила.

Корчажки – это маленькие мордушки, которые в проточной воде ставили. Ловилась у меня всякая рыба: елец, чебак, карась, окунь, щука. Самая распространенная рыба – ерш, до 20 сантиметров бывает. Щука водилась до 20 килограммов, но я такую не ловил, у меня самая большая была примерно пять килограммов. А как пароходство появилось, рыбы не стало. Зимой на рыбалку я ходил с суганом – длинной большой деревянной мордой, которую ставили в прорубь недалеко от берега. Рыба зимой от голодания кислорода идет к берегу. Над прорубью сначала ставили открылок, который делается из молодняка сосны, можно из рейки, затем опускаешь суган».

Зайцев Николай Тимофеевич:  «Озер у нас много. А многих уже и нет. Есть озеро Кривое, недалеко от улицы Церковной, от него в трех километрах Волково озеро, я там чаще всего рыбачу. В ельнике Глубокое озеро находится. Есть озеро Серковка (так назвали, наверное, потому, что быстро зарастает оно). Есть мостовое – там четыре моста из насыпей, но ходить можно только по одному мосту. Еще есть озеро Топка, оно очень вязкое, и там постоянно скотина вязнет. Озера, которые появились давно, уже исчезают: одни зарастают, другие высыхают. Есть Утиное озеро, Татарская чашка. Его так назвали, потому что там шесть чашек, все заполняются из Тары».

О семейных обрядах

Свадебный

Прасковья Павловна Прибылова (Муканова): «Невесту перед свадьбой готовили: подругу невеста имела, косу та плела, окручивала (из одной косы две делала и окручивала вокруг головы). Подружки пели, невеста молчала. Пели, как раньше дружили. Сватов в доме невесты в окна глядели. Коней в свадебном поезде наряжали лентами, поясами, тонкие выездные вожжи были, вожжи из поясок, колокольцы. Зимой на санной карете ездили, летом на ходочке (телеге). Сначала «улицу дадут», Лелька (крёстная мать), крёстный садятся и едут к невесте, жених за ними. У дома невесты соседи обычно закрывают ворота, не пускают сватов, за ворота выкупают (водкой или деньгами). Перед тем, как заехать к невесте, сваты проезжают по улице и после этого только едут к невесте, выкупают проезд, некоторое время (не больше получаса) побудут у неё, чаю попьют, берут невесту и едут к жениху. Когда жених с невестой едут, то повещают (приглашают на свадьбу). Приезжают к жениху. В 16 или 17 часов едут на регистрацию в сельсовет, расписываются. Вечером гуляют в доме жениха и на улице. На вторые сутки переезжают в дом невесты гулять.

Часто верёвку перетягивали по пути следования жениха и невесты, и они выкуп платили за проезд (обычно водкой, вином). Сватов после гулянья жених домой увозит. Свадьбу праздную 4 дня. На третий день гуляют опять у жениха, на четвёртый едут снова к невесте: "Надо доедать у невесты блины". Когда на второй день отгуляют, то нарядятся, по улице пройдут и возвращаются к невесте – "овин тушить". Сваты под окна подносят солому и кричат: "Пожар!" Солому заливают водой. После этого в доме встают рядом жених и невеста, между ними подружка. Подружка в руках держит поднос с блинами, жених – поднос с водкой. Жениху на поднос бросают деньги, выпивают стопку водки и берут блин. Бывает, что жениху вместо денег сор бросают, роняют деньги и когда жених наклоняется, чтобы их поднять, то его толкают, сор на деньги бросают. Потом прикладки прикладают (дарят подарки). После подруга считает, сколько подарили: "Вот сколько насытили (сытить – дарить подарки), вот сколько блины"».

Селезень Николай Иванович: «Запомнился мне случай один из разговоров взрослых. Когда бабку мою засватали уже и привезли к деду на тройке, мой прадед Федор на тройку лошадей при встрече рюмку самогона вылил. Не знаю зачем, но вот так и сделал. Я еще думал, что когда сам жениться буду, на автомобиль рюмку кину».

Родильно-крестильный

Прасковья Павловна Прибылова (Муканова):  «Для того чтобы крестить младенца, звали раньше старушку-повитуху. Ставили посреди комнаты сто, на него тазик (или ещё какую-либо ёмкость) с освящённой водой. Крестили новорождённого в доме родителей. На крещение собирали всех своих близких родственников, соседей. На самом обряде крещение присутствовали, кроме повитухи, мать с отцом, Лелька (крёстная) и крёстный. Давно крёстных поп записывал, потом стали в сельсовете записывать, сейчас уже такого нет. Повитуха мочила распятье в воде, обрызгивала ребёнка, потом крест в разных местах прикладывала, молитву читала. Затем повитуха обводила вокруг стола три раза крестных и отдавала ребёнка матери, который во время обряда лежал на столе. После крещения чаёвничали: угощали повитуху, родственников, соседей. Пироги пекли (с курицей, рыбой)».

Грязнова (Лисина) Надежда Алексеевна: «Раньше много детей умирало. Не дорожили детьми. Чтобы дети не мешали работать своим криком, их поили макушкой – топленое молоко с маком. Ребенок тогда долго спал. Все это приводило к его смерти».
Мельникова (Жаркова) Агрипина Григорьевна: «Я всех детей рожала. Помогала мне старуха, которая и пуп отрежет и место приберет. Ну, как приберет? Отдельных комнат у меня для ребятишек не было, а после рождения ребенку нужно было место, где он мог находиться. Вот старуха постель ему и готовила. Через неделю, две ребенка крестили. Старуха брала железную ванну, наливала воду и давала ей простояться. Затем перекрещивала водичку три раза, шептала себе что-то под нос, вокруг ванночки проходила тоже три раза я, старуха и Лелька. Омывала ребенка старуха, шептала молитвы, а после давала на руки матери. Хрестики вешали на шею. Они были серебряные. Надевали на ребенка распашонку и уносили в комнату. Хрестить старались средь дня, но это было не так важно. После хрестин был праздник, пили чай, но спиртное не употребляли».

Туркина (Иванова) Прасковья Ивановна: «Роды начались, когда мы были на покосе. Я Сереге своему говорю, что когда закончим, тогда в больницу и пойду. Врача в больнице не было, он находился в другом доме, пришлось звать бабку-повитуху. А тогда ведь полностью голыми рожали. Одела она на меня крест, волосы распустила, чтобы узлов не было, и ребенок легко выходил, сахаром накормила. Ребенок, когда вышел, она его на руки взяла, и начала молитву шептать. После обмыла его, в пеленку, раньше припасенную, завернула и в люльку положила. Меня к нему не подпустила. Воду вылила, а место закопала под святой угол дома. К тому времени врач подошел, посмотрел только, чтобы правильно пупок перевязали.
Люльку подвешивали за матку. Эта люлька у нас передавалась. Она досталась мне еще от матери. Сначала она накрывалась холщовой тканью, позже еще перекрывали одной тканью».

Погребальный  

Жучкова (Алексеева) Марина Александровна: «Старика заранее к смерти готовятся,  как же по-другому.  Я вроде как старуха, 70 лет мне, а не готовлюсь. Помирать пока не собираюсь,  если помру, так найдут в чем положить. Сейчас в Муромцево 10 тыс. заплатишь, так тебя оденут, могилу выкопают и все сделают.  Вот мама моя и тетка, одежду запасали, была куплена и кофта, и юбка. Обычно, если сохранялась у кого венчальная одежда, ее берегли на смерть.

Обмывать звали кто как. Своих обычно. Я вот сама мать и мужа обмывала, но помощники конечно были. Простынь на пол постелила и из тазика обмывала тряпочкой. Воду потом выливали под цветной угол, место, где икона стоит. Мне мать говорила, что так делать надо. Тазы, в которых мыли, убрала в сарай и больше ими не пользовалась, старые говорили, что нельзя, а мы их слушали».

Грязнова (Горбанина) Юлия Михайловна: «Мама моя в деревне Окунево жила, там и померла, часов в 7 утра, а я рядом с ней сидела. Зять тут же за доской пошел – в Окунево специальная доска ходит, на нее покойника кладут перед тем, как в гроб уложить. Длинной она метра два, выстрогана, ничего на ней не нарисовано. Пока он ходил, мы с сестрой на пол постелили простынь старую, часа два прошло и мы маму на пол спустили, обмыли ее. Она заранее говорила, чтобы ее никто чужой не обмывал, чтобы коленок никто чужой не видел даже. Когда зять доску принес, мы ее на две табуретки поставили, да маму уложили. Водичку, что обмывали, вылила под святой угол (под дом, со стороны улицы), а тряпочки, которыми мыли, сожгли».

Грязнова (Лисина) Надежда Александровна: «Гробы раньше делали сами, это сейчас всякие разные купить можно, а раньше сами все готовили. Старики припасали плахи из сосны, гроб снаружи обивали красным материалом – сатином или ситцем. Во внутрь гроба сначала крошили березовый веник, не знаю зачем, все так делали и я тоже, когда мать хоронила. Когда бабушку хоронили, подкуривали богородскую траву. Потом там где веник-то покрошили, накрывают белой тряпкой и укладывают покойника в гроб. Под голову ему подушку подкладывают. Ее обязательно надо было на руках шить, мамка тоже мне так говорила. На него из маленьких лоскутков, черного цвета, нашивали крестики в левом и правом верхних углах и посередине, всего три креста. Мать заранее узлы вязала – вещи собирала себе покойные. Мамка говорила, что на женщину чулки обязательно одевать надо. В гроб покойнику клали вещи, которыми он пользовался при жизни (часы, очки). Пусть идет все с ним».  

Лисина Галина Михайловна: «Сейчас Паша Грек свои работникам гробы делает в столярке. Кто, на какой день хоронит, кто ждет пока родственники приедут, обычно ночку ночуют, больнее двух ночей нельзя – прокиснет. Когда к покойнику приходишь, за ноги подержаться надо, чтобы не бояться. Еще, чтобы не бояться, садятся на место, где гроб стоял. А чего их бояться? От туда не вернется никто.

Могилу копают в день смерти, обычно мужиков просим, они и закапывают, есть у нас такие, которые делают это за бутылку водки. Если могилу копают-копают и не докапали, на следующий день можно докапать, только на ночь лопаты туда скидывают.

В день смерти открывают ворота дома. Когда гроб привозят и крест, тогда крышку гроба и крест ставят во дворе, чтоб люди видели. В руки умершему вкладывают ленту с молитвой. На шею надевают крестик, на лоб венчик кладут – бумажка с молитвами. В доме занавешивают все зеркала. Так они до девятого дня стоят. Хоронят в час дня. Сначала выносят крышку гроба, затем крест, потом уже гроб с телом. Когда все выходят из дома, закрывают ворота. Гроб ставят в машину, если далеко до кладбища. Могут и пешком нести. Гроб на полотенцах несут либо дальние родственники, либо соседи. Их может 4-6 человек быть, все от длинны гроба зависит. Если похоронная процессия приближается к перекрестку, то она останавливалась. Прохожие кидают по три горстки земли. Обогнать или переходить дорогу похоронной процессии нельзя. Бывает, по дороге цветы рассыпают, вроде как хороший человек был. А еще одного шофера у нас хоронили. Хороший человек был, так с соседних деревень все на машинах приехали, гудели перед домом, уважение такое.

Около калитки кладбища все останавливаются, гроб ставят на табуретки. После прощания, его несут к могилке. По правую сторону от могилы ставят табуретки, на них гроб ставят. Все подходят прощаться. Сейчас могилка ровно под гроб делается, а раньше, когда земли много было, могилы рыли широкие, туда два человек спускалось и гроб принимали. Для этого делали приступки. И над гробом полати делали, чтобы землю сразу на гроб не кидать. А сейчас лесу-то нет».

Фёдорова (Панфилова) Анна Викентьевна: «Тем, кто копает могилу (обычно до шести человек) – тем разрываются полотенца и раздаются, (то есть полотенца, на которых гроб опускали в могилу). «Он, говорят, покойник, там путается, если туда полотенца бросать.

Когда хоронят, говорят такие слова: "Тебе в могиле гнить, мне по земле ходить", "Ты, ко мне мама (папа) не ходи, а я к тебе приду". Эти слова, говорят для того, чтобы покойник не снился по ночам. Огненный Змей прилетает к тому, кто тоскует. Прилетит часов в 12-ть, как сноп с искрами рассыплется над двором, потом в обличье умершего заходит в дом. Одна женщина сильно тосковала по мужу, и он стал приходить к ней каждый вечер на ужин. Люди заметили, что ночью в огороде у этой женщины рассыпается сноп. Ей подсказали посмотреть на ноги мужа. На следующий вечер она посмотрела на ноги мужа и увидела конские копыта. Он кинул ложку в угол и сказал, чтобы она никогда так не делала, и исчез.

Желающие могут горсть земли кинуть - помощь тем, кто закапывает. Покойника кладут головой на запад, ногами на восток. Памятник ставить могут позже, как и оградку.

Каждый к своему хоронит. Брат недавно умер, так его к своим положили. Если кто-то потерялся, умер вдали от дома, то ему на пустом месте, но рядом с его родственниками, ставили крест».

Ковалев Сергей Михайлович: «Крест на могиле стоит не так, в голове, потому, что мы, когда его устанавливали, пьяные были. Несколько раз хотели переставить его, но бабки запрещают. Нельзя, говорят, и все. Так теперь и стоит неправильно».

Лисина Галина Михайловна: «Пока все ушли на кладбище, в доме хозяйничают кухарочки. Они дом после покойника моют и обед готовят. Люди, пришедшие на поминки, обязательно умываются. Едят кутью и блины, суп – чаще всего борщ, компот. На стол умершему ставят водку, сверху на стакан кладут кусочек хлеба. Когда 40 дней проходит, та водка, которая осталась, выливалась под святой угол. Первыми за стол сажают близких родственников. Приходят люди не с пустыми руками, а к столу что-нибудь приносят. Последними за стол кухарочки садятся.

Поминки устраивают на 9-й и 40-ой день. Приходят все, кто участвовал в похоронах. На пол года и год собираются только родственники. Поминают также в Родительский день и на Троицу. Венки кладут: березовые и эти делают (покупные). Не только на троицу, и летом делают, у нас там полно берез-то, кто как.

Только самоубийц поминают не со всеми – в такие дни до них поминки не доходят. Для них специальный день – Семенник – четверг перед Пасхой».

Жучкова (Алексеева) Марина Александровна рассказала о приметах, которые предвещают смерть: два ворон вон летят, собака воет, птица в окно бьется, если во сне что-то теряешь.

Пища

Панфилова (Лисина) Надежда Васильевна: «Перед приготовлением самогона застужали картошку, чтобы сладкая была, не совсем замораживали, а вот как из погреба мы достаем, вот такую надо. Потом ее очищали и варили около часа, чтобы можно было растолочь. Варили обычно в ведре объемом 10 литров. Туда добавляли ведро муки, 1:1 должно быть. Полученную кашу перемешивают и ставят закисать. Картошка стоит 2–3 дня, затем ее заливали кипяченой водой и опять оставляли на день, чтобы она сладела. Разбавлять водой нужно было хорошо, чтобы масса была пожиже.

Дрожжи делали сами, из хмеля. Хмель в поле рос, его специально выращивали. Его отваривали, давали остыть, добавляли 1-2 стакана муки и ставили укисать. После хмель добавляли в картошку и заквашивали.

Самогонку гнали в бане. Плотно закрывали окна и двери, чтобы запаха не было. Все скрытно. Раньше же строго с этим делом было. Застанут врасплох и увезут в тюрьму, да поминай, как звали. В бане плита была чугунная, вот на нее ставилась нахлобучка, потом корыто ставили, которое служило холодильником, в корыто холодная вода наливалась. Корыто с печью соединяла деревянная трубочка. Делали ее сами. Внутри корыта была железная трубочка, по размерам меньше, чем деревянная. Располагалась ниже уровня воды, которую наливали в корыто. Из корыта самогон стекал в банку или любую другую тару. С ведра объемом 10 литров получалось около 0,5 литра самогона».   

Жаркова (Васильева) Александра Максимовна: «Раньше у нас полно ржаной муки было. Ее мололи, и потом делали массу, как тесто. Из нее булочки делали. Ставили их в такую печь, чтобы пожарче было, чтобы румяными стали. И потом они стоят несколько дней. На шестой день вытаскиваешь их, складываешь в чугунки, заливаешь студеной водой, и обратно в печь. Закрываешь печь заслонкой, обмазываешь ее глиной, чтобы воздух не проходил, и снова ставишь томиться на сутки. Это не то, что нынешнее пиво –  аромат от него стоял! Вот оно потомится сутки, потом берешь специальное корыто, оно большое и с дыркой на дне, на низ корыта кидаешь солому, а поперек расставляешь палочки. Сверху этих палочек кладешь холщевую ткань, на нее выливаешь все, что было в кадушке. Из дырки течет сусло, оно сладкое. В кадках потом смешиваешь его с водой, сколько тебе надо, и в подпол спускаешь. Где-то через неделю к пиву наведывались в погреб, там его подогревали.  Оно под шапкой начнет ходить, тогда его сливали в ковш, и ели его. Желательно после этого пиво подольше держать – оно тогда вкуснее будет».

Праздники

Жучкова (Соколова) Антонина Петровна: «19 декабря празднуют съезжий праздник – Микола, на него съезжается вся родня в Бергамак, и праздновали его долго, иногда даже целую неделю. В домах накрывали столы, ходили, друг к другу в гости.

7 января празднуют Рождество, его отмечают в Окунево, все родственники едут в эту деревню в гости к своей родне.
В Танатово справляют Старый Новый Год – 13 января, все, кто имеет родственников в этой деревне, едут туда.

6 июля – Владимирская, в этот день нельзя купаться, так как «чёрт радуется» в реке.

7 июля – день Ивана Купала, по давней традиции в этот день все обливают друг друга водой.

9 июля – Тихоновская, этот праздник отмечали в Муромцево, ездили в гости туда к своим родственникам. На Тихоновскую тоже купаться нельзя, по той же причине, что чёрт радуется в воде. О том, что в эти дни нельзя купаться я слышала от своей бабушки, если же человек нарушит запрет и пойдёт купаться, есть большая вероятность того, что он утонет. В эти дни всегда тонет много людей.

12 июля отмечают Петров день или его ещё называют «Петровка», после которого можно купаться, не опасаясь чёрта».

Прибылова (Муканова) Прасковья Павловна: «В Крещение (зимой празднуется) перед постом ходили на реку Тара часов в 12 вечера, чтобы взять молчаны-воды (святой воды). На реке Тара перед этим из Церквей иконы носили, спускали к воде, купали. Поэтому вода в это время считалась святой. На Троицу, на поля, на реку Тара ходили с иконами, пели. Когда Зимнего Николу празднуют, то ходят, друг к другу в гости, собирают в складчину продукты. На Зимнего же Николу колядовали. Бывает, что у колядующих незамужние девушки спрашивали: "Кто моя судьба?", а те называли какое-либо имя, бывало, что отвечали: "Гроб да могила". Колядуют также на все зимние праздники, на Крещение. На Масленицу, на улицу выносили сено и жгли, «так, что по всей деревне дымки поднимались». Отмечали Благовещение, Рождество, Вознесение, Пасху, Вербное воскресенье. В Пасху делали паску (из сдобы, украшенной крестиками). В ночь перед Пасхой старушки у кого-то собираются, к ним со всей деревни несут паску и там они её крестят, затем назад отдают тем, кто принёс. Ночью крестят, к утру начинают петь молитвы. Поют: «Зарица, зарица, зорька – Христос Воскресе».

Грязнова (Лисина) Надежда Алексеевна: «На Пасху готовили холодец, в который клали свиной пятачок. Мне бабушка еще рассказывала, что мусульмане едят конину, а христиане – свинину, и что конь, когда Иисуса распяли, зарыл его тело копытом в землю, а свинья откопала – вот почему в холодец кладут пятачок.

Встанем мы утром на Пасху, садимся за стол и начинаем разговляться. С подружкой еще христосовались – побежим по селу, постучим в дом, скажем «Христос Воскресе», а за это нам хозяева дают яички, стряпушки, раньше-то коммунисты запрещали христосоваться, с этим строго было, школа за всем следила, все время повторяли, что Бога нет. Вот увидит кто из учителей, как какой-то ученик христуется, так сообщит куда надо, его наказывали, вызывали на линейку».

Михайлова (Елисеева) Ирина Павловна сообщила одну из колядок, которая распространена в селе Бергамак. Это одна из серии тауси. Эти колядки пели под Рождество. Ходили, подходили к дому и спрашивали: «Тауси пропеть?». Иногда пели и кричали не спрашивая.

«Мы ходили, мы гуляли
По святым вечерам.
Мы искали, искали
Михайлов (фамилия хозяина двора) двор.
Мы его нашли
Посерёд Москвы.
Двери точёные, позолоченные.
Его жёнушка – красно солнышко,
Его детушки – часты звёздушки.
Тауси, Тауси.
Не дадите пирога –
Я корову за рога,
Не дадите пышку –
Уведу я рыжку».

Грязнова (Лисина) Надежда Алексеевна: «Был у нас раньше в деревне праздник "Березки". Ввели его до перестройки, а перестал он существовать в 1990-ые годы. Праздновался он после посевной, числа 16 июня. Проходило все в овраге озера Кривое. Утром начинала к нему подготовку. Справляли его исключительно жители нашего села. Иногда к концу пьянки приезжали из Лисино. Колхоз тогда все организовывал. На празднике варили суп в специальных котлах. Приготовлением занимались работники столовой. Кушали на полянке. Еще устраивалась сцена, награждали лучших работников из Муромцево приезжали автолавки. Они же в то время модными были, продавали продукты и одежду. Заканчивалось все часам к 4 вечера, а у некоторых праздник этот неделю продолжался.

На Троицу водили по деревне куклу: вырубят берёзку, волосы из дерева, в уши ей серёжки вставят, оденут в кофту и юбку, дойдут до реки, раздевают и в воду бросают. Игра такая. На Троицу  "кругами ходили"».

Рыбочкина (Проклова) Ульяна Лукьяновна: «Эти песни пели только от тоски и до Петрова дня:

«Шумела-гремела дубовая речка,
Как во этой речке лебёдушка мылась
Она мылась-перемывалась
Сизы перья перебирала»

На крещение делали иордань крест-накрест, купались в ней. Ставили крестики от бесов, "чтобы поганый ворота мелом не замёл", "Крест-перекрест, чтобы колдун не влез"».

Верования

Местное название домового – «суседка». «Суседка» живёт в доме: в дыре капитальной стены или в подполье. Если она воет тонким голосом, то это не к добру. Она может дышать, давить людей по ночам. Если хозяин видит, что лошадь утром мокрая, то значит «суседка» каталась ночью. «Суседка» не полюбила эту лошадь».

Чтобы задобрить «суседку» клали булочку и соль в стойло к скотине и говорили: «Матушка-суседушка, вот тебе хлеб, соль за мою скотину стой».

При переезде в новый дом «суседку» звали с собой и говорили: «Матушка-суседка, пойдём со мной».

Дурнова (Васючкова) Раиса Ивановна рассказывала о домовом. «Домовой – это хороший дух. Домовой охраняет дом и скотину. В подполье домовому клали булочку хлеба и говорили: "Батюшка-домовой, полюби меня, прими меня и всю мою семью".

Булочку хлеба клали во двор на столбик и говорили: "Спаси мою скотинушку, охраняй мою скотинушку"». Когда у Раисы Ивановны умерла мать, домовой трогал ночью ее ноги.

Информатор различает «суседку» и домового. «Суседка» стонет, кричит перед несчастьем. «Суседка» может плести косички лошади, если полюбит её. Если лошадь в пене, мокрая, значит, «значит» «суседка» каталась на ней. «Суседка» не полюбила эту лошадь.

Ильина (Муканова) Анна Павловна: «Перед тем, как сын сел в тюрьму слышались голоса (в стенке дыра была), в ней голоса и слышались. Я подумала: "Не к добру". Мужу на ноги суседка прыгнула. Надо булочку иметь, в ту дырочку в стене запихнуть. Когда я была маленькая, суседка выла в подполе тонким голосом – через неделю пришла похоронная на брата. Если лошадь по ночам ногой бьёт – значит суседка её не залюбила, нужно положить булочку в то место, где находится лошадь. Суседку нельзя увидеть. Из родного дома уходишь – позови с собой суседку: "Матушка-суседушка, пойдём со мной на новую квартиру". Или поручали суседке скотину: "Матушка-суседка – вот тебе хлеб-соль, за мою скотинушку стой". Пекли для суседки хлеб-булочку, клали на него немного соли.

Мы жили раньше в "Сибири" (улица такая). Дома наши стояли на старом кладбище и долгое время не велись у нас коровы. Кошки не приживались. Зашла к нам раз цыганка и сказала: "Этот домик видно не весёлый, скотинка-то, в нём не ведётся. Сходите на зады, там лежат заросшие кирпичи, их выбросите, тогда и скотина вестись будет". И, правда, всё сбылось. Много колдовства было, в "Сибири" жили одни колдуны. Корову новую в дом вели на какой-то верёвке, никак довести не могли: то верёвка оборвется, то корова ложится. Баба Варвара "знала", она поговаривала на повязку, корову к ней привязали и так домой привели. Баба Варвара "божественным" лечила.

Есть плохие, ведьмы. Суседка если любит, то косы плетёт, если не любит – душит и щиплет. Суседка прядёт по ночам, самопряху  нельзя на ночь оставлять.

Жили дед с бабкой, оба что-то "знали".  Дед после смерти стал являться к бабке. Так и увёл её с собой, никто так и не нашёл [ее]».

Кокшенёва Елизавета Назаровна: « Для домового надо печь три булочки, в пятницу утром положить в сарай, говоря: "Матушко-суседушко, полюби мою скотинушку, попой, покорми, понавствуй [погладь]". В новый дом первым заносят корыто (так советовала информатору мать), пускали в дом первой кошку. Когда переезжаешь в новый дом, надо позвать домового с собой: "Матушко-суседушко, не оставь меня, пойдём домой, иначе в хозяйстве ничего не наладится"».

Костромина Мария Дмитриевна: «Суседку сама слышала, прыгнула она ночью на ноги. Спросила у неё к худу или к добру. Она ответила: "К худу". Тогда я испекла три колобушенки из остатков теста, начертила на них крестик, положила в подпол, под матку, на божничку. Ещё бывает, домовой гоняет скотину».

Лисина (Селезнёва) Пелагея Васильевна рассказала любопытную историю, в которую она, впрочем, не верит. Семья переехала в новый дом, вошли не помолясь, не покрестясь, тогда в первую же ночь появился домовой и начал душить хозяина. Появился он внезапно, никто ему не открывал, никто не слышал, как он подошёл. Это был маленький человечек с большой бородой. Хозяин остался живой, домовой исчез. При переезде, выходя из старого дома, надо сказать: «Матушка-суседушка, дедушко-суседушко, пойдёмте с нами, будете жить». При входе в новый дом надо спросить разрешения: «Матушка-суседушка, пустите в дом жить».

Прибылова (Муканова) Прасковья Павловна: «Слышать приходилось, когда отцу умереть, за печкой кто-то выл, так, что ребятишки боялись. Это суседка выла». Когда спросили у одной старушки, что делать, она посоветовала матери информатора (Матрёне Николаевне Мукановой) лечь на печку и помалкивать, а когда суседушка выть начнёт, спросить: "Матушка-суседушка, к худу или к добру?"» Мать так и сделала, а та завыла: "Кху, кху", к худу то есть».

Суседушка, по мнению информатора, живёт под печкой, в подполе. Когда переезжают, суседушку обязательно с собой зовут: "Матушка-суседушка, иди со мной" – три раза повторяют. Суседушка как кошка, как собачка небольшая бывает. Суседушку в Крещение, в Рождество, на Троицу угощали, клали гостинцы (остатки квашни). Информатор угощение для суседушки кладёт под крышку хлева и приговаривает: "Матушка-суседушка, вот тебе хлеб да соль, за мою скотину стой". Информатор считает, что просто так (то есть задаром) кошку в доме завести нельзя, не ко двору приходится, помирает. Деньги какие-то нужно заплатить, если кошку в дом берёшь».

Ильина (Муканова) Анна Павловна: «Отец шёл мимо реки, видит русалка сидит, волосы чешет, его увидела и прыгнула в воду. Отец пришёл и говорит матери: "Иди – пей воду скорей". Она не пошла. Бывают нехорошие часы, когда купаться нельзя.

Колдуны и ведьмы колесом катились, свиньёй оборачивались. Одна старушка оборачивалась колесом. Парни её подстерегли и через это колесо протянули верёвку. На утро пришли к этой старушке домой, а она сидит, а верёвка у неё изо рта и из задницы торчит. Попросила у них прощения, тогда они вытащили верёвку».

Кокшенёва Елизавета Назаровна: «Чёрт водяной крутил как-то раз, бат и долго не давал мужику пристать к берегу.
Как-то раз, шли люди в Муромцево, услышали гармонь, мужики пошли вперёд, чтобы посмотреть, вернулись испуганные, так как решили, что на реке Тара гулянье чертей. Для информатора кикимора, русалки, водяные черти – всё одно суседки.
Как-то раз, купались 2 парня, один нырнул и не вынырнул, тогда нырнул второй, и его оседлал чёрт с рогами (по его словам), первый утоп, второй – еле жив остался».

Михайлов Виктор Михайлович: «В озере Кривом были русалки. Сам видел. Рано утром сидит на мостике, чешет русые волосы. Думал, что женщина, а она в воду прыгнула – хвост, как у рыбы. Не я один русалку видел.

В лесу есть лесовик. На коне ехал в Сеткулово через лес. Тут кто-то захохотал – увидел мужика здорового, выше леса. Больше ничего не запомнил – сильно испугался. В лесу люди плутали. Катя Пермина, несколько дней по лесу бродила, отощала. «Богом подумала – из леса вышла». Ещё можно переодеваться в вывороченную на изнанку одежду. Один раз в лесу коня потерял и сам заблудился. Вышел к огоньку, около него дед сидел. Он указал дорогу и сказал, как коня найти».

Сосновская (Архипова) Анастасия Александровна: «В лесу живёт леший». Информатор рассказывает, что он запутывает в лесу людей и похищает людей. С одним пьяным мужчиной приключилась такая история. Ему почудилось красивая молодая женщина, которая привела его в урман (тайга за рекой Тара).

Когда люди приходят в лес, должны спросить разрешения у лешего, чтобы развести костёр.

От своей матери информатор слышала о русалках. Это молодая красивая девушка с длинными волосами. Русалка может быть доброй, а может и злой. Живёт она там, где есть вода. Это может быть и речка, и озеро, и болото. Информатор говорит, что русалка может показаться, но сама она о таких случаях не слышала никогда. Русалка может утащить за волосы любого человека, как взрослого, так и ребёнка, может утопить, а может просто напугать. Раньше матери пугали своих детей русалками, чтобы они были осторожней при купании и не слишком баловались на воде.

Фёдорова (Панфилова) Анна Викентьевна верит в русалок. Она утверждает, что у русалки длинные чёрные волосы. Она говорит, что люди видели русалку на озере Кривом. Она сидела на мосточке, где полоскают бельё. Информатор говорит, что самый плохой день – Петров день, потому, что покойников видишь.

Информатор верит в леших. Она рассказала случай, случившийся с её односельчанами. «Когда одна семья ехала через бор, то поднялся сильный ураган, и стало темно». Это явление она объяснила существованием лешего. Она утверждает, что одна женщина увидела его и заболела. Эту женщину лечили целый год. Она считает, что видеть лешего – это плохо. Это приносит несчастье. Никаких других подробностей о лешем информатор не сообщила.

На вопрос о защите от нечистой силы, информатор сказала, что она говорит: «Господи, благослови», перекрестится или выругается.
 

Материалы к публикации подготовила К. Гизиева