М.Л. Бережнова

BOT ПОВЕСТИ МИНУВШИХ ЛЕТ,
ИЛИ ОТКУДА ПОШЛИ ЧЕЛДОНЫ В ЗЕМЛЕ СИБИРСКОЙ

Чалдoн – ‘коренной сибиряк, русский’, ‘потомок русских поселенцев Сибири, вступивший в брак с аборигеном (аборигенкой)’; чалдoны, челдoны мн. ‘коренные жители, аборигены Сибири’; первые русские поселенцы, старожилы Сибири; чалдoн, челдoн ‘неграмотный человек, бродяга, беглый, каторжник’, ‘ругательное слово для коренного сибиряка’, ‘глупый человек’. Происхождение этого слова остается неясным. Сравнение Фасмера с письменным монгольским и калмыцким языками в значении ‘бродяга’ выглядит случайным. Не исключено, что слово чалдон, как и кержак, связано по происхождению с каким-то гидронимом или топонимом. Стоит упомянуть курьезную народную этимологию, толкующую слово чалдон как сложение двух гидронимов: есть река Дон и Чал. Сосланны и назывались чалдоны .

Аникин А.Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков

Я не помню, где и когда впервые услышала слово ‘челдон’. Совершенно точно, что в студенческие годы в книгах, которые я читала, это слово мне не встречалось. Летом 1994 г. я впервые руководила небольшой разъездной группой этнографической экспедиции Омского государственного университета. Утром мы выезжали из деревни, где был размещен экспедиционный отряд, вечером – возвращались. Закончив работу в деревне, почти каждый день в новой, мы (трое-четверо человек, кроме меня, все студенты, закончившие первый курс истфака) перед обратной дорогой «на базу» имели возможность передохнуть где-нибудь рядом с обследованной деревней и обсудить результаты работы.

Однажды на берегу Иртыша около деревни Шуево Большереченского района Омской области зашел разговор о челдонах. В этот день они были упомянуты сразу в нескольких беседах. Мы с ребятами обсуждали значение этого, не особенно понятного для нас, слова. «Челдон – это человек с Дона, а еще и те, кто на челнах с Дона приплыл, а также выходцы из мест, что между Чалом и Доном расположены». «Челдоны – это старожилы», – резюмировал кто-то. «Но не кержаки (то есть не старообрядцы. – М.Б. )», – добавил другой. Тут беседа прервалась, потому что мы рассказали друг другу все, что знали.

Только через несколько лет омские этнографы начали систематически изучать этногрупповую структуру русских сибиряков. В этом исследовании чалдоны оказались едва ли не в центре внимания. Оказалось, что узнать больше того, что мы когда-то обсудили на берегу, довольно трудно. Эпиграф к этой статье взят из словаря А.Е. Аникина. Много раз я слышала мнение специалистов, что, фактически, в этом коротком тексте обобщены все сведения, которыми располагает современная наука.

Отступление 1
Что такое этногрупповая структура?

Все знают, что все люди нашей планеты отличаются друг от друга по разным признакам. Они говорят на разных языках, ведут разное хозяйство, по-разному питаются, здороваются, веселятся... Люди, у которых различия в языке и культуре минимальны, обычно составляют одну большую общность, которую мы называем «народ» или, по научной терминологии, «этнос».

В 1960-х гг. в СССР ученые начали изучать этносы как особый вид общности людей. Наибольшее распространение в отечественной науке получила теория академика Ю.В. Бромлея. Согласно ей, признаками этноса являются общность территории, языка, культуры, групповых психологических характеристик и, самое главное, этнического самосознания. Этническое самосознание базируется среди прочего и на представлении об общности происхождения или единстве исторической судьбы людей, составляющих народ; оно, так же как язык и культура, передается от поколения к поколению, это обеспечивает устойчивость существования этноса.

С течением времени этнос меняется. Если он занимает большую территорию, то происходит выделение территориальных групп. Под влиянием природных, политических, социально-экономических, конфессиональных факторов могут изменяться культура, быт и язык. Представители этноса могут вступать в браки с людьми, относящимися к другим народам. Однако пока сохраняется этническое самосознание, сохраняется и этнос.

Ю.В. Бромлей в своих трудах показал, что одни народы имеют единую культуру, язык и цельное этническое самосознание. Но также известны этносы, которые представляют собой совокупность групп, отличающихся по каким-то признакам: по культуре, религии, социальному положению в обществе. Эти группы складываются исторически. Если члены группы начинают осознавать отличие от других групп своего же народа, сохраняя тем не менее единое этническое самосознание, то такую группу было предложено называть субэтнической. Люди, включенные в такие группы, имеют двойное самосознание: например, «я – русский казак». Если особенности культуры и языка очевидны только сторонним наблюдателям, обычно ученым, а людьми, входящими в группу, не осознаются, то такую группу предложили называть этнографической. Совокупность этнических и этнографических групп составляет этногрупповую структуру какого-либо народа.

Исходя из этой теории, русское население Сибири по разнице в культуре и диалектах, а также по времени переселения в Сибири может быть поделено на старожилов и переселенцев второй половины XIX – начала XX века. Соответственно, среди старожилов могут быть выделены казаки и старообрядцы.

Казаки – это группа населения, сложившаяся из людей, потомственно несущих военную службу, в сообществе которых сложились устойчивые, передающиеся из поколения в поколение особенности культуры и быта. Представители этой группы имели четко выраженное самосознание, отношение к казачеству для многих было важнее, чем принадлежность к русскому этносу. Поскольку казачество являлось сословием в Российской империи, то в настоящее время есть две основные точки зрения на природу этой группы. Часть ученых полагает, что казаки – это сословная группа, другая, что этническая или этносословная. Доказательством второй точки зрения является то, что казачества как сословия не существует в России почти 100 лет, но до сих пор многие люди считают себя казаками по происхождению, то есть потому, что родились и выросли в казачьей семье.

Старообрядцами обычно называют группы русских сибиряков, общность которых основывается на их особом вероисповедании. Они придерживаются норм православия и обрядности в той форме, которая существовала до реформ патриарха Никона, проведенных в XVII в. В силу разных исторических причин старообрядцы создали замкнутые общины, в которых сложился особый уклад жизни. В российской этнографии сложилось мнение о том, что старообрядцы являются этноконфессиональной группой русских. В Сибири старообрядцев часто называют кержаками.

Основная часть сибирских старожилов к XIX в. была едина в сословном отношении, они были государственными крестьянами. Эта группа русских сибиряков долгое время, видимо, не имела группового сознания. Наиболее важным для старожилов было то, что они рождались и жили на одном месте, ощущая связь своих семей и общин с землей, на которой жили и работали поколения предков. Поэтому люди, родившие и живущие на одном месте, называли себя родчими, тутошними. Слово «старожилы» использовалось в языке чиновников, публицистов и ученых; сами сибиряки себя так не называли. Даже в наши дни «старожил» в просторечии обозначает человека, которому много лет, то есть долгожителя. При этом не важно, где он родился и как долго живет в каком-то поселении. Старожилов также могли называть челдонами.

Под переселенцами обычно понимают тех людей, что стали прибывать в Сибирь во второй половине XIX в., а также их потомков. Отношение к ним определялось тем фактом, что они недавно приехали в Сибирь и были, соответственно, новоселами. В Сибири эту группу населения называли общим именем «российские», «расея».

Эта структура русских сибиряков в силу инерции сохраняется до наших дней.

Устоявшегося написания слова ‘челдон’ до сих пор нет, потому что оно характерно для устной речи. В Омском Прииртышье в первом слоге произносят звук, средний между [е] и [и], поэтому в статье использовано написание через букву «е». При характеристике взглядов других ученых на этот вопрос и цитировании текстов разных авторов, буду придерживаться их написания.

Слово ‘челдон’ (чалдон, чолдон) в письменных текстах встречается с середины XIX в. В 1853 г. А. Боровников составил и опубликовал список заимствованных «от монголов и калмык» слов, входящих в различные русские диалекты. В этот список было внесено и слово ‘чалдон’. Автор полагал, что слово восходит к монгольской ругательной кличке ‘шолдон’ – презираемый, негодный человек.

В 1866 г. слово ‘челдон’ было опубликовано в «Словаре живого великорусского языка» В.И. Даля. Откуда это слово взял Даль, не ясно; можно только предположить, что слово сообщил ему человек, связанный с Забайкальем, но не бывавший (не живший) в других местах Сибири, иначе этот респондент знал бы, что слово широко распространено по всей Сибири. В словаре Даля указано, что ‘челдон’ – иркутское слово, заимствованное из монгольского языка, и означает ‘бродяга, беглый, варнак, каторжник’, то есть дано негативное истолкование слова. Авторитет Даля столь высок, что и сейчас, почти через 150 лет, для многих ученых его мнение оказывается решающим.

Во второй половине XIX в. публицистические заметки о Сибири стали очень популярными, многие из них выдерживали несколько изданий. Одна из наиболее ранних публикаций, в которой употреблено слов ‘челдон’, – это сибирские очерки С.И. Турбина «Страна изгнания и исчезнувшие люди» (СПб., 1872). Автор этой книги путешествовал по Сибири в 1860-х гг. Характеризуя сибирское население, он пишет так, что это мог бы быть отрывок из современной научной работы: «По сибирским народным понятиям … люди бывают, по-первых, здешние, то есть сибирские … старожилы и, во-вторых, расейские». Когда же автор передает разговоры, которые он вел в Сибири с местными жителями, переселенцами из Курской губернии, то лексика его меняется:

«Я стал расспрашивать о житье-бытье, и мне рассказали вот что:
– Таперича ничего, как будто попривыкли…
– А каковы соседи?
– Всякие есть… На счет сибирских, мы их чалдонами дразним, больше чаями занимаются, а работать не охочи».

На рубеже XIX–XX столетий несколько изданий выдержали публицистические «Очерки Сибири» С.Я. Елпатьевского. Он был народник, в 1884 г. высланный в Сибирь под гласный надзор полиции. Три года он провел в Енисейске, бывал в Красноярске. Описывая Сибирь, Елпатьевский упоминал о челдонах: «Замечательно характерен для сибиряка … отрывистый разговор… Поселенец … в своем глубочайшем презрении к “челдону” основывается, между прочим, и на том, что он, челдон, и говорить-то не умеет». В другом месте своей книги Елпатьевский описывает сибирскую ссору: «Мразь, челдонка желтопупая!» – ругает квартирную хозяйку жиган (босяк, жулик, хулиган. – М.Б.) Ванька.

В 1883 г. вышла в свет книга А.А. Черкесова «Из записок сибирского охотника». Одна из глав была посвящена Нерчинскому краю, как называет его автор (территория современной Читинской области). Вот что пишет об этом месте автор: «Весь Нерчинский край простой народ, а в особенности ссыльные, зовут Челдонией, вследствие чего всех ссыльнокаторжных называют челдонами. Челдон – это ругательное слово, и можно за него поплатиться». Кстати, в Сибири была не одна «Челдония», так иногда называли и другие сибирские районы. Например, в 1930 г. Н. Литов в журнале «Охотник и рыбак Сибири» опубликовал статью «По нарымской Челдонии».

Уже в XIX в. вокруг челдонов появился ореол тайны. Например, газета «Енисей», которую печатали в конце XIX в. в Красноярске, в 1895 г. сообщала со слов местного учителя, что в Восточной Сибири есть племя челдонов. Они, якобы, родственны абиссинцам (так раньше называли раньше называли жителей Эфиопии, то есть Абиссинии) Во времена Перикла челдоны добровольно переселились в Сибирь, на территории, которые потом вошли в Енисейскую и Иркутскую губернии. Они-то и «принесли с собой свет христианства».

В XIX в. довольно популярными были краеведческие исследования, которые проводили самые разные люди на своей родине. Профессор истории Санкт-Петербургского университета Х.М. Лопарев написал и в 1896 г. опубликовал книгу, посвященную его родным местам, – «Самарово, село Тобольской губернии и округа». В нее включен небольшой словарик, в котором указывается, что ‘челдон’ – это ругательное слово, тоже, что ‘болван’. А. Молотилов, студент из Томска, в начале XX в. изучал диалектную речь северной Барабы. По его словарю, ‘челдон’ – «насмешливое наименование, даваемое “расейскими” местным жителям».

В научных текстах XIX – начала XX вв. слово «челдон» за редким, если не единственным исключением, о котором чуть позже, не встречалось. При этом некоторые авторы стремились описать сибирское общество и даже специально изучали особенности языка и культуры русских сибиряков, живущих в разных местах Сибири и переселившихся сюда в разное время. Характеризуя русских сибиряков, известный ученый, публицист, общественный деятель XIX в. Н.М. Ядринцев писал о коренных сибиряках, казаках, переселенцах, российских, лапотниках, семейских, каменщиках, «затундренных» (русских), карымах, маганых, туруханцах, барабинцах. Слова эти были распространены в разных местах Сибири и не использовались повсеместно, но, тем не менее, Ядринцев счел нужным упомянуть их в своем самом известном труде «Сибирь как колония». А вот широко распространенного по Сибири слова ‘челдон’ мы здесь не находим. Может быть, это действительно было ругательство, которое нельзя ни писать, ни произносить в обществе, а редкое его появление в публицистических текстах – не более чем недосмотр редакторов? Да нет, у самого Н.М. Ядринцева был псевдоним Чалдон, которым он подписывал публицистические статьи. Значит, и слово такое он знал, и писать его цензура не запрещала.

Едва ли не единственный дореволюционный этнограф, который обратил внимание на слово ‘чалдон’, был А.А. Макаренко. В своей известной книге «Сибирский народный календарь» (1913) он писал, что этим словом поселенцы из числа уголовников бранят старожилов, которые, в свою очередь, обзывают их «посельгой, варнаками».

На рубеже XIX–XX вв. слово ‘челдон’ использовалось и в художественной литературе. Оно встречается в рассказе Д.Н. Мамина-Сибиряка «Озорник» (1896), где главный герой ругает своих односельчан «челдонами желторылыми». Как ругательство использовал это слово и А. Грин в рассказе «Кирпич и музыка» (1907). Герой этого рассказа дразнит заводскую молодежь словами «Чалдон! Сопли где оставил?» В рассказе В.Г. Короленко «Федор Бесприютный» чалдоны – это коренные сибиряки, к ним герой рассказа – бродяга – ходил за милостыней: «Он знал, в какой стороне чалдон живет мирный и мягкосердный…». В таком же смысле использовано это слово и Вяч. Шишковым в повести «Ватага». Руководители партизанского отряда беседуют между собой:

«– Много ли у тебя, Зыков, народу-то?
– К двум тысячам подходит.
– Поди, твои кержаки больше?
– Всякие. Чалдонов много да беглых солдат. Каторжан да всякой шпаны – тоже прилично. А кержаков не вовся много».

В рассказе Всеволода Иванова «Партизаны» не только используется слово ‘чалдон’, но и характеризуются некоторые особенности их культуры: «У нас тут рассказывают, пашут двое – чалдон да переселенец. Вдруг – молния, гроза. Переселенец молитву шепчет, а чалдон глазами хлопат. Потом спрашивает: “Ты чо это, паря, бормотал?” – “От молнии, мол, молитву”. – “Научи, – грит, – может сгодится”. Начал учить: “Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое...” – “Нет, – машет рукой чалдон, – длинна, не хочу”».

Продолжать список писателей, знавших и использовавших слово ‘челдон’, можно и дальше. В «Поэме о 36» Сергея Есенина есть такие строки:

«Глупый сибирский
Чалдон,
Скуп, как сто дьяволов,
Он.
За пятачок продаст».

Поэма была опубликована в 1925 г. и посвящена революционерам. Возникновению замысла, как считают литературоведы, способствовало знакомство Есенина с бывшим политкаторжанином И.И. Ионовым, который отбывал ссылку в Сибири.

Труднее объяснить, какой смысл вкладывал Владимир Маяковский в такие строки стихотворения «Советская азбука» (1919):

«Ч
Чалдон на нас шел силой ратной.
Чи не пойдете ли обратно?!!»

В советское время слово встречается в произведениях самых разных авторов, в том числе и далеких от Сибири. Персонажи по прозвищу Чалдон есть в повестях «Сын полка» В. Катаева и «Черная свеча» В. Высоцкого и Л. Мончинского. Упоминают чалдонов, то есть коренных сибиряков, такие авторы как В. Астафьев и В. Шукшин, хотя и довольно редко. В сибирской литературе известны также два романа с одинаковым названием «Чалдоны»: А. Черноусова, опубликованный в Новосибирске в 1980 г., и А. Русанова, напечатанный в Чите в 2002 г.

Кроме того известна картина «Чалдон» сибирского художника Николая Андреева, написанная в 1923 г. Сейчас она хранится в Картинной галерее Новосибирска. Сорт одного из первых сибирских ранетов, выведенных советскими селекционерами, был назван «Желтый челдон».

Эти совершенно разные факты показывают, что в первой половине XX в. слово ‘челдон’, употребляемое в письменной речи, постепенно теряло негативный смысл, превращаясь в слово, означающее нечто исконно сибирское. Но в научных текстах это слово в то время еще не появилось. Мне известны только два исключения.

Известный советский антрополог В. Бунак для 3 тома «Сибирской советской энциклопедии» (Новосибирск, 1932) подготовил статью «Метисация». В ней он писал: «Тип русского поселенца “сибиряка” – “челдона”, по описаниям старых путешественников, имеет некоторые черты сходства с типом татар или турецко-монгольским типом, заметно отличаясь от обычного типа русских большей широколицестью и скуластостью».

Советский фольклорист и литературовед М.К. Азадовский в сборнике «Верхнеленские сказки», опубликованном в 1938 г., объяснял, почему иногда одну сказку рассказывают по два дня. «Так повторяется расчет Шахерезады. Нужно так построить сказку, чтобы “пронять” вообще-то не особенно податливого сибиряка-челдона, чтобы заслужить ночлег, ужин...»

В 1964–1973 гг. на русском языке был опубликован четырехтомный «Этимологический словарь русского языка» М. Фасмера, вышедший на немецком языке еще в 1950-е гг. В 4 том были включены и слова челдон, чолдон, чалдон: «В Сибири: пришлый, недавний выходец из России, также – бродяга, беглый, каторжник…». Последнее толкование было дано со ссылкой на В.И. Даля. Была также указана возможность заимствования из монгольского языка, но все же Фасмер в целом о происхождении слова пишет: «Не ясно». Интересно, что в «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» П.Я. Черных (М., 1993) слова «челдон» нет вовсе. А ведь сам Черных – урожденный сибиряк, выходец из Восточной Сибири!

С 1950-х гг. бурно развивается сибирская диалектология. Опубликованы словари русских говоров практически всех областей Сибири. Во все издания было включено слово челдон (чалдон, чолдон). Оказалось, что в Сибири оно распространено повсеместно. Несмотря на то, что делалась помета об использовании слова в негативном смысле, основное значение все-таки указывалось как ‘коренной сибиряк, старожил’. Но этимология слова интереса у лингвистов не вызвала. До сих пор широко распространено мнение о его заимствовании из монгольского языка и, соответственно, двух этапах его осмысления: первоначальном – негативном, лишь позже сменившемся на значение ‘старожил’. Так, например, в предисловии к 1 тому «Словаря русских говоров Сибири» (Новосибирск, 1999) редакторы Н.Т. Бухарева и А.И. Федоров пишут: «В лексической системе русских говоров Сибири многие заимствованные из аборигенных языков слова переосмыслились: монгольское “чалдон” – ‘бродяга’ в сибирских русских говорах стало означать ‘коренной сибиряк, русский старожил’».

В сибирской этнографии интерес к челдонам проявился только в 1990-е гг. В 1995 г. в монографии томского этнографа П.Е. Бардиной «Быт русских сибиряков Томского края» был опубликован раздел, посвященный «составу жителей» этих мест. Едва ли не впервые в этнографическом труде было уделено внимание чалдонам, напечатано само это слово и проведен его анализ.

П.Е. Бардина писала, что чалдоны или челдоны – это сибирские старожилы, так их называли по всей Сибири. Еще недавно большинство старожилов воспринимали это название как обидное, неприятное прозвище, тем более что оно употреблялось чаще всего с обидными эпитетами «желторотый» или «желтопупый». Для объяснения термина распространены народные этимологии: переселенцы с рек Чала и Дона, с Чалдона-озера. Еще оно объяснение – слово пошло от глагола «чалить», то есть плыть, с Дона. Автор уточняет: «Но все это не более как попытки найти подходящее и приемлемое значение слова из своего же языка, тогда как, скорее всего, оно происходит из чужого языка». Далее было приведено мнение В.И. Даля. Затем Бардина пишет, что «чалдон» – это вовсе не самоназвание старожилов, так их назвали более поздние переселенцы в Сибирь. Они воспользовались этим словом, первое значение которого ‘бродяга, каторжник, беглый, варнак’, потому что исходили из обывательского представления, распространенного в Европейской России, что все сибиряки и есть бывшие каторжники. Но со временем, заключает П.Е. Бардина, слово утратило былой смысл, а приобрело новый, позитивный. В сибирских диалектах существовали и другие способы указать на давность проживания в Сибири: к слову ‘русский’ добавлялись определения здешний, природный, коренной, местный. Были и самоназвания по месту обитания – нарымчане, сургутяне и другие.

В 1997 г. была опубликована книга новосибирского этнографа Е.Ф. Фурсовой «Традиционная одежда русских крестьян-старожилов Верхнего Приобья». В ней была глава «Этнокультурные группы россиян Верхнего Приобья». Как одну из этих групп автор характеризует чалдонов. По сравнению с текстом П.Е. Бардиной здесь есть некоторые дополнения. Е.Ф. Фурсова приводит рассказы старожилов, в которых говорится, что чалдоны названы по реке Чалда. Многие из собеседников этого автора считали, что чалдоны пошли от казаков: «Песни у чалдонов такие проголосные и мотив такой как у донских казак». Некоторые полагают, что по Дону предки нынешних чалдонов тащили челны или чалы, отсюда и имя. Кроме того, Е.Ф. Фурсова приводит рассказы о том, что раньше старожилов звали чалдонами, «а сибиряками счас стали звать».

В монографии Е.Ф. Фурсовой «Календарные обычаи и обряды восточнославянских народов Новосибирской области как результат межэтнического взаимодействия» (Новосибирск, 2002. – Ч. 1) есть глава «Характеристика этнографических групп». Фактически, в ней подведены итоги изучения автором чалдонов Сибири.

• Во-первых, Е.Ф. Фурсова пишет, что не все сибирские старожилы называли себя чалдонами.
• Во-вторых, она отмечает, что на юге Западной Сибири, на территории бывших Барнаульского, Каинского, Томского уездов Томской губернии, не фиксируется негативный оттенок термина «чалдон». Это связано с тем, что здешние чалдоны представляют особую группу старожильческого населения, они – потомки казаков донского происхождения. Некоторые чалдоны Западной Сибири были смуглокожими, с карими глазами, темными волосами. Этими особенностями внешности, по мнению Е.Ф. Фурсовой, и объясняются экспрессивные выражения-прозвища, которыми «российские» дразнили чалдонов: желтопупые, желторотые, желтопопые. Правда, не все чалдоны были «чернявыми», да и дразнили их не только российские. Одна из собеседниц Е.Ф. Фурсовой вспоминала, что в детстве их, чалдонских детей, дразнили так и татары.
• В-третьих, широкое распространение термина «чалдон» свойственно именно Западной Сибири. В Восточной Сибири, по мнению, Е.Ф. Фурсовой, так называли только выходцев из Забайкалья, чаще всего потомков от русско-бурятских браков.

И, конечно, возникает вопрос, почему такие разные группы населения, как потомки донских казаков и дети от русско-бурятских браков, назывались одинаково? И что это за слово – «чалдон», которое вмещает в себя столько оттенков смысла? Е.Ф.Фурсова пишет: «В данной работе мы не будем касаться вопроса происхождения термина “чалдоны”, поскольку он достаточно дискуссионен, многозначен, и, самое главное, не может полностью отражать культурной специфики и этнической истории своих носителей». Но полностью обойти этот вопрос она все-таки не смогла и остановилась на рассмотрении народной этимологии слова. Отметим только те версии, что мы не упоминали раньше:

• Назвали чалдонов так еще там, где Чал и Дон сливаются, то есть не в Сибири. Были они казаками или, по другой версии, хохлами. В Сибирь их ссылали.
• «Дон был в Европе, Чал – в Сибири. Вот их сослали сюда и стали они чалдоны». Или, как вариант: «Мужчина с Чалу, что ли, а женщина – с Дону. Вот они вместе сошлись и получился чалдон. Вроде родился ребенок чалдон».
• Сибиряков назвали чалдонами за их любовь к чаю.

Совсем иная версия происхождения челдонов как старожильческой группы сложилась у сибирского географа А.М. Малолетко. Он признает, что челдонами именовали сибиряков-старожилов переселенцы начала XX в. «Сейчас это слово почти вышло из употребления, и его можно услышать только в глухих уголках Сибири, – полагает этот автор. – А … это слово, несомненно, отражает какой-то этап заселения Сибири и связано с какой-то группой выходцев из европейской части страны».

От других авторов позиция А.М. Малолетко отличается тем, что он предлагает выделять по времени переселения в Сибирь не две группы русских, а три, среди которых две разновременных группы старожилов. По мнению этого автора, первыми русскими жителями Сибири были выходцы с Дона, которые основали в низовьях Иртыша колонию Лукоморье. Эта колония была даже отмечена на западноевропейских картах. Русские пришли с реки Самара. Среди них были Каяловы, по семейным преданиям которых переселения состоялись за десять поколений (200–250 лет) до Ермака, то есть примерно во второй половине XIV столетия. Эти русские наладили связи с местными жителями, усвоили их хозяйственный опыт и превратились постепенно в охотников и рыбаков.

В послеермаковское время русское население Сибири пополнилось выходцами с Русского Севера – это была вторая волна русских, по определению Малолетко, «казачья». Именно они придумали обидную кличку «челдон» и ею называли более ранних переселенцев, потому что видели в них людей примитивных, занимающихся охотой и рыболовством, забывших земледелие. Казаки же занесли это слово за Енисей. А переселенцы рубежа XIX–XX столетий усвоили эту кличку и распространили ее на своих предшественников – на русское население второй волны, которые слово в свое время и придумали. Негативный смысл клички даже усилился, в Иркутской губернии слово «челдон» стало обозначать разбойника, бродягу, грабителя.

В последние годы вышло немало работ, в которых анализируются особенности истории и традиционно-бытовой культуры челдонов, происхождение их группового имени. Оригинальные воззрения, не разделяемые другими учеными, есть почти у каждого автора. Но в целом можно так сформулировать то общее, что есть в этих трудах.

Происхождение самого слова «челдон» не ясно. В целом, большая часть ученых разделяет мнение о том, что слово было заимствовано. Все попытки объяснить его исконный смысл из других языков пока не убедительны. Попытки вывести значение из русского языка относятся к области народной этимологии. Термин до XIX в. был неписьменным, в старинных сибирских документах не встречается.

Слово означает русских старожилов Сибири. Видимо, так их дразнили поздние переселенцы, то есть слову в его современном значении не более 150 лет. За это время изменилась экспрессивная оценка слова от негативной до позитивной, и слово превратилось в этноним.

Отступление 2
Какие бывают этнонимы? Какие группы они называют?

В этнографии под этнонимом понимают этническое самоназвание, собственное имя народа. Наличие этнонима – необходимое условие и предпосылка существования этноса, стержневой элемент его коллективного самосознания. Этнонимы бывают разные. Есть имена, которым народ называет себя сам – эндоэтнонимы. Многие народ имеют также экзоэтнонимы – имена, которые даны этому народу извне. Широко известно, что народ Deutsch по-русски называется немцы, по-английски – German, по-французски – allemand, по-итальянски – tedesco и т.д. Этнонимы могут совпадать с названием территории, на которой проживает данный народ (топоним) или государственным образованием, в границах которого шел процесс этногенеза (политоним). Этнонимы могут обозначать не весь народ, а только его часть – субэтнос.

По современным представлениям, русский народ включает в себя целый ряд групп, выделяемых по разным признакам. По месту проживания по берегам Белого и Баренцева морей названы поморы. Это территориальная группа. Широко известны конфессиональные группы – о кержаках речь уже шла. Считается, что название это дано потому, что на р. Керженец (левый приток Волги) было много староообрядческих скитов. Кержаками старообрядцев называли на Русском Севере, в Поволжье, на Урале, в Сибири. На юге России широко известны однодворцы – потомки военнослужилых людей низшего разряда, поселенных на южных границах в XVI–XVII вв. Таким образом, однодворцы – это группа сословного происхождения. В социальном отношении однодворцы заняли промежуточное положение между крестьянами и мелкими помещиками. В XVIII в. на землях, где жили однодворцы, были расселены крестьяне. Однодворцы выделяли себя из крестьянской массы по культурно-бытовым особенностям и, самое главное, по осознанию своего положения в обществе (в это время уже мнимому). Отдельным территориальным группам однодворцев крестьяне дали обидные прозвища: галманы (диал. – бранные, бестолковые), щекуны (от “ще”, которое однодворцы произносили вместо “что”). К началу XX в. часть этих прозвищ утратила обидный характер. Например, про галманов, как особую группу, уже в 1920-е гг. писали научные труды, и этноним выносили в заглавие.

Многие ученые полагают, что все разнообразие групп русского народа, где бы они ни сложились – на собственно русской территории, на вновь осваиваемых землях Средней Азии, Сибири, Поволжья – можно классифицировать как территориальные, конфессиональные, сословные.

Рассматривать челдонов как территориальную группу не приходится, они живут по всей Сибири. Не являются они и конфессиональной группой. Можно ли их отнести к группе сословного происхождения? Уже указывалось, что челдоны в XIX в. относились к сословию государственных крестьян, сложение которого в Сибири приходится на XVIII в. До этого времени многие сибирские жители числились среди служилого сословия и были приписаны более чем к 30 разным категориям.

Рассмотрим социальный состав населения Сибири XVIII в. на примере Тарского уезда. Категории, к которым относились местные жители в начале этого века, известны по Дозорной книге Тарского уезда 1701 г. Тогда здесь (без г. Тары) были учтены ружники (священнослужители – попы, дьячки, пономари), дети боярские, атаман пеших казаков, казаки разных списков (литовского, черкесского, пешие, конные), стрельцы, пушкари, затинщики и т.д. Были среди них также беломестные казаки, посаженные на пашню, и крестьяне. Всего в этой дозорной книге была указана сословная принадлежность 738 глав семейств. Из них детей боярских было 16 (2,2%), стрельцов и стрелецких сыновей – 88 (12%), беломестных казаков – 125 (16,9%), крестьян – 149 (20,2%), казаков разных списков, включая 15 отставных, – 299 (40,5%).

Существовала жесткая иерархия этих категорий, отраженная в дозоре: список открывали ружники; затем записывались дети боярские, к которым приписывали их дворовых; казаки, сначала литовской сотни, затем – черкесской, потом конные и пешие; стрельцы, казачьи дети, затем другие категории, а завершали списки крестьяне. Крестьяне жили не во всех поселениях. Они были приписаны к слободам, которых в Тарском уезде было только три – Бергамацкая, Татмыцкая и Аевская, но иногда проживали в деревнях, расположенных недалеко от слобод, видимо, при своих пашнях. В деревне Спасского монастыря жили только так называемые монастырские крестьяне. В остальных населенных пунктах основную часть населения составляли служилые люди – казаки, стрельцы и т.д.

Отражалась ли «бумажная» иерархия на отношениях людей, сказать трудно. В д. Евгаштиной Тарского уезда, например, в 1701 г. проживало 18 семей, в которых было 45 мужчин. Среди глав семей были 3 литовской сотни казака, 3 черкасской сотни казака, 1 конный казак, 3 стрельца, 4 пеших казака, 4 казачьих сына. Наиболее часто встречаются фамилии Евгаштиных и Щегловых – по 4 семьи. Среди Евгаштиных были 3 казака черкасской сотни и конный казак, среди Щегловых – два стрельца и два пеших казака.

Практически все служилые люди вели свое хозяйство – занималась земледелием, разводили скот. Но при этом числились на службе («а за хлебный полный оклад служит с пашни», как пишется в Дозорной книге) и получали жалованье. В XVIII в., когда шло становление сословия государственных крестьян, все служилые постепенно были переведены в тяглое сословие. Так, по переписи 1747 г. (II ревизия податного населения Российской империи) все жители д. Евгаштиной числились разночинцами (так в Сибири середины XVIII в. называли земледельческое население, не являвшееся прямым потомком пашенных и оброчных крестьян). В документах переписи 1763 г. (III ревизия) сделаны пометы о сословном происхождении замужних женщин, то есть указано, чьи они дочери – разночинские, казачьи, дворянские, ямщицкие. Всего в Евгаштино было 45 женщин, состоявших в браке. Из них 34 записаны как разночинские дочери (75,6%), 8 – казачьи (17,8%) и 1 ямщицкая дочь (2,2%). Кроме того 2 женщины названы дворянскими дочерями, что составляет 4,4%. Возможно, дворянскими дочерями здесь названы дочери дворовых людей. Дворовых людей, однако, в Тарском уезде, как и в Сибири в целом, было мало, около 1% от тяглого населения. По «Дозорной книге Тарского уезда» 1701 г. они записаны только в д. Нюхаловке и с. Изюцком.

Обе «дворянские дочери» жили в одной семье Резиных и по отношению друг к другу были свекровью и снохой. Семья Резиных известна и по дозорной книге 1701 г. Михаил Андреев(ич) Резин, чьи сын и внук были женаты на «дворянских дочерях», был приписан к «литовской сотни казакам» – одной из наиболее престижных категорий сибирского населения.

Насколько дорожили своим социальным статусом люди XVIII столетия, сказать трудно. Но хорошо известно, что права на землю их очень волновали. А земли уже с XVII столетия можно было закрепить за собой по праву старины. Известный советский историк-сибиревед В.И. Шунков писал: «“Старина” имела преимущественное, решающее значение, являясь часто единственным основанием владения, если отсутствовали крепости. <…> Но даже в тех случаях, когда налицо имеются крепости, подтверждающие владение, “старина” остается в качестве добавочного, укрепляющего крепости аргумента». Конечно, в этих условиях группа, обладающая правом старины, должна быть выделена из общей массы населения и, соответственно, как-то названа.

В ревизиях населения 1782–1795 гг. появилась особая категория, известная, опять-таки через женщин: дочери крестьянские старинные. Это означает, что были и крестьяне старинные. А жили они в старинных деревнях и слободах. В Тарском уезде, например, в документах ревизии 1782 г. старинными были названы Татмыцкая слобода, деревни Качусова, Бызинская, Артынская. Если учесть, что потомки служилых людей в середине XVIII в. считались разночинцами и по этому признаку отделялись от потомков крестьян, записанных так еще в документах начала XVIII в., то под крестьянами старинными можно понимать потомков именно крестьян. А их социальный статус был, как мы уже убедились, снижен. Как же могли их называть? В памяти всплывают слова ‘челядин’, ‘челядник’…

Отступление 3
Кто такие челядины и челядники?

По «Материалам для словаря древнерусского языка по письменным памятникам» И.И. Срезневского, ‘челядин, челядь’ переводится с древнерусского языка как рабы, слуги. Автор «Историко-этимологического словаря современного русского языка» П.Я. Черных указывает, что в современных русских говорах челядь – это дети. Сходное значение имеют слова с этим корнем и в других славянских языках: бел. чэлядзь, укр. челядь, болг. челяд – потомство, род, дети; с.-хорв. чёљaд – члены семьи, домашние. В чешском celed имеет два значения – прислуга, дворня и семейство (биол.), в польском czeladz – слуги, домочадцы. П.Я. Черных полагал, что все эти слова восходят к общеславянскому корню cel-, он, в свою очередь, к индоевропейскому kyel- – толпа, стая, клан и к др.-инд. kula-m – род, семья, поколение, дом, знатный род. Скорее всего, значение общеславянского celjadь было дом (в смысле люди, составляющие нечто единое), семья. М. Фасмер проводил параллели между др.-инд. kula-m и ирл. cland, clan – род, клан.

Таким образом, слово ‘челядь’ могло иметь два значения: рабы, слуги; домочадцы. Вполне вероятно, что в период средневековья эти два значения были близки между собой. Впоследствии слово выпало из письменной (литературной) речи, не вошло в разряд общеупотребимых слов и постепенно превратилось в диалектное. При этом оба его значения сохранились: домочадцы; прислуга, работники. В.И. Даль указывал, что в ряде мест (в Воронежской, Саратовской, Тамбовской губерниях, то есть в регионах позднего освоения, порубежья России в XV–XVI вв.) ‘челядник’, наряду с основным значением, мог означать казака, наймита, то есть слово отражало и социальное положение человека, что сохранилось в народной памяти до XIX в.

Судя по документу 1662 г., челядники были особой категорией сибирского населения: «И по тобол(ь)ской отписке присланы ис Тобол(ь)ска в МангазеЪю ссыл(ь)ные пол(ь)ские и литовский, и немецкие люди: 4 челов(е)ка шляхта да 12 челов(е)к челядники, а в МангазЪе велено им Великих государей быть в службе». Н.А. Цомакион, автор «Словаря языка мангазейских памятников XVII – первой половины XVIII в.», анализируя случаи употребления слова ‘челядник’, сомневается, как его истолковать. Она пишет в словарной статье: «Слуга? Домочадец?»

В очерке И. Соколовского «Некоторые источники формирования и численность “литвы” в Сибири XVII в.» (Новосибирск, 2000) приводится ряд сведений о челядниках. Из этой статьи следует, что все сибирские челядники были приведены из России и так или иначе связаны с иностранцами (это отмечает и Н.А. Цомакион). В 1656–1657 гг. в Томск были присланы 32 ссыльных, из них десять человек были написаны отдельно в деле о ссыльных людях. В частности указывается, что эти десять человек – литва, шляхта. По царскому указу в Томске их поверстали в дети боярские. С ними были присланы их челядники, гайдуки и «войт» с сыном, всего 18 человек. Сведения о челядниках записаны так: «Мишка Лутцевой челядник Василия Корсакова, Григорий Снапковский челядник Богдана Ботвиньева, Юрий Мартынов челядник Тимофея Гладкова». Челядников, гайдуков и войта было велено верстать в конные казаки. Челядники также упомянуты в окладных книгах Енисейска и Томска под 1661–1662 гг. (то же время, что и в документе из Мангазеи, в котором упоминаются челядники!). При этом число их ограничено – в Енисейске челядниками записано 6 человек (1,2 % от общего числа служилых людей), в Томске – 2 человека (процент от всех служилых людей подсчитать невозможно).

Собственно на этом известная нам «документальная» история челядников в Сибири заканчивается. В XVIII в. после петровских реформ структура общества становится иной, хотя и устанавливалась она очень долго, вплоть до конца этого века.

Скорее всего, смысл ‘слуга’ слова ‘челядник’ в XVII в Сибири был заменен на ‘представитель особой социальной группы населения’. Со временем менялась и форма слова. Н.А. Цомакион в документах XVI–XVII вв. находит только форму ‘челядник’. И.И. Срезневский включает в словарь формы ‘челядин, челядь’. По Далю, возможны формы ‘челядь, челядин и челядинка, челядник, челядница, челядка’. В Сибири изменялась не только форма слова (челяди, челядь, челеда, челядица, челядишки, челядня и др.), но и его произношение.

Слово ‘челядь’ и производные от него носят собирательный характер. Но какое слово может получиться, если предположить, что появилась необходимость назвать одного из принадлежащих к челяди людей? Сибирские диалектные словари свидетельствуют о довольно высокой производительности форманта -он, который придает значение единичности: позвон – позвонок; гон – расстояние, которое проходит пахарь или косарь до поворота в обратную сторону, длина прокоса в одну сторону, мера измерения площади; выпивoн – случайная, быстро организованная попойка и т.д.

Есть и заимствованные слова, также заканчивающиеся на -он: нарагон – зимовье, избушка в стороне от дороги, отхон – последний ребенок в семье, ланхон – глиняный кувшин или горшок конусообразной формы и др. Все эти слова были записаны в Бурятии или Читинской области, то есть там, где русские издавна взаимодействуют с бурятами и монголами. Такая форма слов объясняется особенностями словообразования в бурятском и монгольском языках; само окончание -он для жителей Прибайкалья было признаком заимствованных слов. Поэтому именно в Иркутской губернии слово ‘челдон’ местные жители могли принять за заимствование из монгольского языка.

Между тем формант -он часто используется в сибирских говорах для образования слов, характеризующих людей по каким-либо признакам: легон – лежебока (от лежать), чепурон – мужчина, уделяющий много внимания своей внешности (от ‘чепуриться’ – наряжаться), неугомон – непоседливый, неугомонный человек. Использовался формант -он и при образовании слов, обозначающих группы русских сибиряков, например, лапотoн – широко распространенное название крестьян-новоселов в Сибири. Заметим, что русских говорах как европейской части России, так и Сибири известна также форма ‘лапотник’ – ‘тот, кто ходит в лаптях; крестьянин, бедняк’. Очевидно, что многие из приведенных слов, особенно обозначающих людей, имеют сниженную стилистическую окраску.

Итак, единичное существительное от челеда, то есть один из них, могло звучать как челедoн, откуда при выпадении редуцированного [е] – челдон. Вероятно, что слово ‘челдон’ могло образовываться не только в Сибири, но и везде, где была потребность в номинировании представителя особой группы, попадающей в разряд челяди. Во всяком случае известно, что слово ‘челдон’ распространено до сих пор в Приуралье и на Урале. Обращает на себя внимание, что челдоны есть там, где есть деление населения на группы по времени заселения. Значение слова ‘челдон’ изменялось от смысла ‘представитель особой социальной группы’ к смыслу ‘старожил, один из издавна живущих здесь людей’. Видимо, народное название ‘челдоны’ подкреплялось официальным ‘крестьяне старинные’, во всяком случае, эта категория указана в документах IV (1782) и V (1795) ревизий населения не только Сибири, но и Урала. К началу XIX в. сословная система была упорядочена, а понятие ‘крестьяне старинные’ из документов исчезло.

Я считаю, что слово ‘челдон’ устарело уже к XIX в., его первоначальный смысл – ‘представитель особой социальной группы’ – и исходная форма – ‘челедон’ от слова ‘челядь’ – были забыты. Челдонами постепенно стали называть русских старожилов Сибири. Сами старожилы, надо думать, к себе относились уважительно, а вот те, кто приезжал позже, могли их оценивать не особенно высоко. Слово ‘челдон’, видимо, и раньше имевшее стилистически сниженное значение, превращалось в кличку. Наступила пора народной этимологии; созвучие породило версии о челнах и Доне. Скорее всего, созвучие стало основанием для еще одного направления народной этимологизации слова – сопоставления слов ‘челдон’, с одной стороны, и ‘челпан, чулпан’ и им подобным, с другой.

По мнению известного языковеда А.Е. Аникина, сибирское слово ‘чулпан’ (глупый, необразованный человек) может восходить к ‘челпан’ – отдельно стоящая горка, холм, сопка, а также в русских говорах Приуралья (архангельских, вологодских, пермских) – могильный курган. Сближение смысловых пар ‘холм, горка’ и ‘человек с некоторым изъяном, чудной’ просматривается еще и на примере пары ‘болдырь’ – бугор, возвышенность, курган (тобольск.) и ‘болдырь’ – метис (сиб., арх., оренб.). Еще одна сибирская связка: ‘чунарь’ – невежественный, неграмотный человек, тоже, что чудак и ‘чунари’ – группа новоселов в Сибири, выделяющаяся своими традициями.

Таким образом, по словарным материалам прослеживается устойчивая смысловая связка: холм, бугор – нерусский человек, нерусь, чудь – глупый человек, болван. При этом одно из звеньев цепочки может отсутствовать. Эту закономерность уже подметили фольклористы, изучавшие предания о чуди и искавшие исконные смыслы самого этого слова.

Во второй половине XX в. в Котласском районе Архангельской области было записано предание о ‘чалданах’ – небольших горках: «Там делали захоронения, гора насыпная. Памятные вещи хранили в этих чалданах. А потом слово превратили в чалдон. Чалдон – человек, который старое помнит, а больше ничем не живет». Этот рассказ объясняет традиционное наименование чалданов – курганов со следами рукотворной деятельности древних людей. Примечательно, что в рассказе трактуется и понятие ‘чалдон’ как ‘человек, который старое помнит’. Рассказ примечателен также и тем, что отсылает нас к неким людям, что делали захоронения в насыпных горах. И строители курганов, и сами курганы ассоциируются у местных жителей с чудью, как во многих русских диалектах называли чужой народ, нерусь. Чудь в русском фольклоре является не столько указанием на представителей конкретного народа, сколько номинирует чужаков вообще. Есть у слова ‘чудь’ и значение ‘чудак, дурак, человек со странностями’. Лексемы ‘чудь’ и производные от корня чуж/чуд- (чуды, чудки, чудаки и другие созвучные слова) подвергаются мощному притяжению. Чудакам (дуракам, людям со странностями) приписываются свойства чуди и наоборот, вся чудь превращается в дураков. Исходя из этого, можно сделать вывод, что чалдон в смысле болван, дурак – это позднее осмысление слова, результат сопоставления его звучания со словами, восходящими к корню чуж/чуд-, которые изначально обозначали чужого, может быть инородца.

Отступление 4 и последнее
А есть ли челдоны сейчас?

В 1998–2000 гг. участниками Русского отряда этнографической экспедиции Омского государственного университета был проведен опрос русских сибиряков, в ходе которого изучалось их этническое самосознание. По специально составленной программе были опрошены сельские жители Омской, Новосибирской и Тюменской областей. Всего было опрошено 424 человека из 43 населенных пунктов. В д. Резино Усть-Тарского района Новосибирской области были опрошены все взрослые русские, чему способствовали, прежде всего, размеры этого населенного пункта: около 200 человек, треть из которых – немцы по национальности. В остальных населенных пунктах на вопросы опросного листа мы просили ответить пожилых людей, часто обращались к тем, кого местные жители считали хранителями старины.

Среди других были и такие вопросы: есть ли у сибиряков отличия от русских Европейской России и отличаются ли чем-нибудь друг от друга русские сибиряки? Отвечавшие на вопросы, как правило, отмечали, что сибиряки говорят иначе, у них более стойкий характер, они не боятся мороза. В итоге получилось, что считают всех русских одинаковыми 101 человек (23,8% опрошенных), сочли, что русские сибиряки чем-то отличаются – 177 человек (41,7%) и ответили, что не знают или не задумывались – 146 человек (34,5%). Рассуждая на тему, одинаковы ли русские сибиряки, 244 человека (57,5%) сказали, что знают разные группы русских и назвали их особенности. 92 человека (21,7%) ответили, что русские в Сибири не отличаются друг от друга. Воздержались от высказывания какого-либо определенного мнения 88 опрошенных (20,7%).

Наиболее четко опрашиваемые отвечали на вопрос о своей этнической принадлежности. 424 человека назвали 31 группу, к одной из которых отнесли и себя. Только русскими («просто русскими») назвали себя 112 человек (26,4% опрошенных). Людей с многоуровневым этническим самосознанием, таким образом, оказалось 73,6%. Чаще всего опрошенные относили себя к чалдонам и сибирякам. Кержаков набралось всего 10 человек (2,4%). Суммарное число российских по результатам опроса – 12,5%. Чем старше люди, тем чаще, называя свое этническое имя, апеллировали они к истории своей семьи, происхождению родителей. Сравнивая результаты опроса всей группы респондентов и людей 1940–1970 гг. рождения можно отметить нарастающую нивелировку этнического самосознания:

Этнические группы опрошенных	Годы рождения
	1900-1970		1940-1970
	Абс. число	В % к абс. числу	Абс. число	В % к абс. числу
Только русские	112	26,4	20	31,7
Чалдоны	134	31,5	22	34,9
Сибиряки	92	21,7	13	20,7
Российские	53	12,6	5	7,9
Другие	33	7,8	3	4,8
Итого	424	100	63	100

Опрос показал, что челдоны – группа сибирского населения, к которой относят себя люди разного возраста. Треть опрошенных отнесли себя именно к ней. Челдонов оказалось по результатам этого опроса даже больше, чем «просто русских».

Респонденты, участвовавшие в опросе, высказали мнение, что о челдонах в основном знают жители сельской местности. Одна из женщин, беседовавшая с участниками этнографической экспедиции ОмГУ сказала: «Челдоны только в деревне живут, как в город уедут, так сразу русские делаются». Категорично, конечно, но в целом отражает сложившуюся ситуацию.

Сегодня потомки сибирских челдонов живут по всей России и за ее границами. Значительная их часть уже давно городские жители, о своих челдонских корнях они знают понаслышке. Между тем память предков и собственное челдонское происхождение для многих очень важны. Но реализуются они по-разному. П.Е. Бардина еще в середине 1990-х гг. писала о создании Нарымского общества чалдонов, которое, несколько изменив название, существует до сих пор. В Интернете на форумах активно обсуждают тему челдонов: в центре внимания оказываются вопросы их истории и названия, особенности культуры и многое другое.

В Новосибирске работает государственный ансамбль песни и танца «Чалдоны», который пользуется большой популярностью по всей Сибири и широко гастролирует по России и за рубежом. Ансамбль был создан в 1989 г. Название у коллектива, конечно же, не случайное. Как говорит художественный руководитель коллектива Светлана Смоленцева, ансамбль назван именем особой группы сибиряков – переселенцев-чалдонов. Они переправлялись за Урал по многочисленным рекам и ручьям на челноках из далеких Донских степей и обосновались на юге и в центральной части Сибири. С собой казаки принесли «культуру своих донских предков, переплетенную с многовековой историей народов, населяющих Причерноморье, Северный Кавказ и Восточную Украину». Поэтому в репертуар «Чалдонов» были включены образцы творчества разных народов. Эта версия довольно широко тиражируется, поскольку упоминается в публикациях, посвященных коллективу, а их печатается много.

Очевидно, что не хватает научной и научно-популярной литературы, посвященной челдонам. В Интернете можно найти немногочисленные научные материалы, а также публицистические и мемуарные статьи, в которых затрагивается эта тема. Поэтому неслучайно, что вокруг истории, культуры, языка челдонов появляется много спекуляций.

Например, в начале 2005 г. на «Омском форуме» прошло обсуждение истории челдонов. Дискуссия была не особенно длинной, но очень горячей. Ее инициировал пользователь M_A_X, причем тема была открыта в разделе «Религия, мистика, непознанное». В первом сообщении M_A_X писал: «Кто-нибудь знает, кто такие челдоны? Современная история по этому поводу молчит или совершенно загоняет…». Из дальнейшего стало ясно, что M_A_X знаком со взглядами А.М. Малолетко, который считает, что челдоны – это потомки доермаковских русских переселенцев в Сибирь. Кроме того, в семье M_A_X’а из поколения в поколение передается предание о том, что челдоны бежали в Сибирь, потерпев поражение в восстании против царской власти. «Скрываясь от царёва гнева, бежали в Сибирь под чужой фамилией и долгое время скрывались в тайге в Большеуковском районе Омской области. И только в 1962 г. их нашла Советская власть, выселив в перспективную деревню».

Убеждение, что «история об этом умалчивает, так как есть официальный шаблон истории, по которому Сибирь заселили после Ермака» у M_A_X’а так сильно, что участники дискуссии, которые высказывают более «стандартные» версии происхождения чалдонов, вызывали его глубокое раздражение. « … не нужно пихать официальную чушь, это я и без вас хорошо знаю. Лучше родню порасспрашивайте, может, у кого в роду какая информация осталась. Хватит быть Иванами, не помнящими родства».

Можно было бы и не цитировать эту дискуссию, но мнение, что ученые, в лучшем случае, скрывают информацию или вовсе не владеют ей, сильно в определенных кругах. По большому счету, невежественность многих людей, соединенная с активной жизненной позицией, создает «ядерную смесь». Наиболее активные, исходя из этого, выстраивают свои жизненные стратегии. В сети это, опять-таки, делать легче. Меня долго забавлял сетевой проект «Сибирская вольгота», но в последнее время, по мере нагнетания страстей вокруг него, стали появляться мысли, что национализм смешным быть не может.

Проект «Сибирская вольгота» возник в начале 2005 г. и сначала был связан с именами Дмитрия Верхотурова и samir74 (в Интернете считают, что это псевдонимом Ярослава Золотарева). Д. Верхотуров романтически сообщает, что движение выросло из исследований Я. Золотарева, который изучал «сибирские старожильческие диалекты». В итоге был сделан вывод, что различия между сибирским диалектом и русским литературным языком настолько сильные, что «при сравнительно небольшой обработке сибирский диалект может вырасти до литературного языка и возродиться в качестве языка повседневного общения, литературы, науки, делового оборота». Сейчас уже составлены сводный словарь и грамматика сибирского языка, сделаны первые переводы литературных текстов на сибирский язык. Все эти материалы доступны в Интернете на сайте «Сибирской вольготы».

По страницам русскоязычного Интернета прокатилась шумная и длинная дискуссия о возможности возрождения сибирского языка. По словам Д. Верхотурова, оппоненты особенно часто использовали аргумент о том, что сторонники возрождения сибирского языка собираются развалить Россию. Сам проект тем временем политизировался и приобретал черты националистического движения. Верхотуров и samir74 рассорились, единое движение распалось. Группа, в которой участвует samir74, разместила в Интернете «Манифест движения Сибирская Вольгота» и ведет работу по организации летом 2006 г. Первого Хурала Сибирской Вольготы (по словам Я. Золотарева, в сибирском языке до 20% «тюркских и монгольских» слов, отсюда, видимо, и название планируемого форума).

Политические игры страшно далеки от истории и культуры челдонов, но именно этим этнонимом прикрываются «вольготники». В манифесте движения, составленном как официальный документ, используются слова пусть неграмотные, но нейтральные: «старожильческий народ Сибири», «сибирский славянский этнос», «сибиряки всех старожильческих народов». В беседах, которые вольготники, не таясь, ведут на форумах, лексика уже иная. Обсуждая программу движения, samir74 пишет в форуме: «… я представлял свою задачу просто:
1) надо внушить чалдонам, что они отдельный народ;
2) надо обчалдонить всех сибирских славян и метисов, кроме украинцев и белорусов, имеющих уже свои нации;
3) кто не обчалдонится, надо выбросить из Сибири».

Вот так! Но, скажите, при чем здесь те люди, которые считают себя челдонами? Или развивают культуру челдонов? Или даже те, кто пытается разгадать загадку челдонов?

Как причудливо все связано между собой в истории! Челдоны доказывали свои права на землю, и одним из доказательств было их имя – в нем-то и содержалось «право старины». Их многочисленные потомки не претендуют на свою исключительность, не противопоставляют себя другим сибирякам и, уж конечно, не ставят вопрос об «обчалдонивании». Они чтят память и стараются сохранить культуру предков, с которыми их, среди прочего, связывает имя – «челдоны». Очень немногочисленные потомки челдонов, число которым не больше сотни, доказывают свое первенство в Сибири. Их право старины – имя, которое они искренне полагают сугубо сибирским. Вот так нематериальный объект – этноним – оказывается в центре имущественных и идеологических дебатов на протяжении нескольких столетий.

Челдоны – это люди, которые, придя из Московии или поморских городов, научились существовать и даже процветать в здешних условиях; люди, которые обустроили Сибирь, сделали ее нашей родиной. Челдоны не могут быть знаменем, которое поднимают для утверждения превосходства одних над другими. Напротив, челдоны – пример толерантности и умения выстраивать отношения с разными людьми: с коренными сибирскими народами и казаками, с приезжими, которые в Сибирь прибывали постоянно, с разными целями и на разный срок. От хозяев зависит порядок и мир в доме. Все сибирские старожилы – нерусские и русские, казаки и челдоны – с этой исторической задачей справились. Спасибо Вам за Сибирь, ставшую Родиной для миллионов россиян!

Использованная литература

Бардина П.Е. Быт русских сибиряков Томского края. – Томск, 1995. – 224 с.

Жигунова М.А. Этнокультурные процессы и контакты у русских Среднего Прииртышья во второй половине XX века. – Омск, 2004. – 228 с.

Зверев В.А., Кузнецова Ф.С. История Сибири: Хрестоматия по истории Сибири. Ч. I: XVII – начало XX вв. – Новосибирск, 2003. – 296 с.

Малолетко А.М. Первая русская колония в Сибири // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. – Баранул, 2003. – С. 84–90.

Русские в Омском Прииртышье (XVIII–XX века): Историко-этнографические очерки. – Омск, 2002. – 236 с.

Русские. – М., 1999. – 828 с. – (Сер. «Народы и культура»).

Томилов Н.А. Русские Нижнего Притомья (конец XIX – первая четверть XX вв.). – Омск, 2001. – 198 с.

Фурсова Е.Ф. Календарные обычаи и обряды восточнославянских народов Новосибирской области как результат межэтнического взаимодействия (конец XIX–XX вв.). – Новосибирск, 2002. – Ч. 1. Обычаи и обряды зимне-весеннего цикла. – 288 с.

Фурсова Е.Ф. Традиционная одежда русских крестьян-старожилов Верхнего Приобья (конец XIX – начало XX вв.). – Новосибирск, 1997. – 152 с.

Щеглова Т.К. Русское население Алтайского края: этнокультурное многообразие и идентичность // Народы Евразии: Этнос, этническое самосознание, этничность: проблемы формирования и трансформации. – Новосибирск, 2005. – С. 111–124.

© М.Л. Бережнова, 2008